i loved rome more (ЛП)

— Да, дитя? — Вандар реагирует ровно, спокойно, когда она поднимает руку во время их ежедневной медитации. Обычно это не время для вопросов, и к ней поворачивается несколько голов.

Включая Алека. И он хмурится.

— Я не хочу этого делать, — говорит она.

Вандар в ответ только смотрит выжидающе.

Тишина затягивается. Она смотрит на него с вызовом.

— Можно ли мне уйти?

Некоторые другие падаваны смотрят нервно, взволнованно. Такое поведение типично для подростков — но для них? Неслыханно. Неуважительно, высокомерно.

Вандар только тихонько хмыкает.

— Если ты чувствуешь, что должна.

Она вздёргивает подбородок, потом кивает и уносится прочь со двора в поля.

*

— Ну и что это было? — Алек обвиняет её сразу, как только находит. Уже темно, небо чернильное, тёмно-синие. Она лежит на спине в высокой траве, водит пальцами по звёздным дорожкам.

— Я ненавижу это место, — лжёт она. Она уже очень хорошо умеет лгать.

— Ты не можешь так говорить! — Его голос настолько громкий и резкий, что она даже на него смотрит.

Алек стоит над ней, сжав кулаки. Сжатые губы, напряжённая челюсть — это напоминает ей металл.

— Могу, — возражает она. — Мне здесь не нравится. Я уйду, как только смогу.

— Это наш дом!

— Это твой дом.

— Что ты имеешь в виду? — снова хмурится он.

Она сделала ему больно — она шокирована осознанием этого. Но она всё ещё существо гордое и слабое, поэтому вместо извинений она просто снова смотрит в небо. Скривившись, показательно на него не смотря.

Алек ничего не говорит, но она слышит, как хрустит трава под его ногами — он уходит. Она проводит ночь в полях, и глаза её горят, когда она прослеживает звёзды, одну за другой.

*

На следующее утро она сидит с ним рядом за завтраком. Она не спала ночью, и он, судя по всему, тоже. Не говоря ни слова, он накладывает ей в миску синтетическую кашу. Она молча принимает её и кладёт руку на его ладонь.

*

— Я пойду с тобой, если ты уйдёшь, — шепчет он следующей ночью.

Они вдвоём лежат в траве. Бок о бок, вместе очерчивая звёзды.

— Я никогда не брошу тебя, — обещает она.

***

Она просыпается с жуткой головной болью. Она прижимает ладонь к виску, пытается сделать ровный вдох. Её тело как будто наэлектризовано — как будто она ввела в вену один из стимуляторов Кандеруса. И последнее, чего ей сейчас хочется, — это остаться в этой постели и заснуть ещё раз.

Поэтому она сбрасывает одеяло и выходит из каюты.

Карт не спит, развалившись в пилотском кресле. Горе и гнев нависают, опутывают его, как сети, и она задаётся вопросом: понимает ли он, насколько они управляют им, несмотря на все его красивые жесты.

— Не можешь заснуть? — спрашивает он, когда она садится рядом, на место второго пилота.

Она смотрит в иллюминатор.

— Куда мы летим?

— На Дантуин, — говорит он.

На мгновение её маска слетает. Ей никогда не удавалось качественно держать лицо — губы приоткрываются, глаза расширяются. Всё она может проконтролировать — один-единственный выдох.

— Почему?

Карт смотрит с любопытством.

— Бастила сказала. Она думает… — Он слегка наклоняет голову, — она думает, что Совет может тебе помочь.

— Помочь мне? — удивлённо переспрашивает она.

Карт смотрит в свою кружку кафа и явно чувствует себя неловко.

— Она… упомянула, что видела твои сны.

Трава. Открытое небо.

Она закрывает глаза.

— Скажи ей, — осторожно говорит она, вставая, — чтобы держалась от меня подальше.

Карт смотрит на неё. Этот взгляд — снова.

— Ты же знаешь, тебе не обязательно уходить.

Она смотрит на него в ответ. Выжидающе. Может, даже с любопытством.

Он покашливает.

— У меня есть ещё каф, если хочешь.

Чего она не хочет, так это снова заснуть. И поэтому она принимает предложение о примирении за то, чем оно не является, и погружается в уютную тишину рядом с ним. Они оба смотрят на звёзды. Оба — не мигая.

***

Она засыпает в кресле.

***

Алек впервые оставляет её одну, когда ему шестнадцать. Это не навсегда, это всего лишь короткая миссия на Мон-Каламари, но это ощущается как предательство, это ощущается паникой, и ей очень нужно, чтобы он остался. Потому что он не должен идти первым. Всё это разрушает её планы побега.

— Не уходи, — говорит она, когда они готовятся к спаррингу.

Он не поворачивается к ней, смотрит прямо перед собой.

— Нам надо искать собственные пути.

— Ты говоришь совсем как Врук.

Алек останавливается, услышав имя своего учителя. Затем продолжает.

— Я не думаю, что это плохая идея.

Она крепко сжимает кулаки.

— Потому что ты считаешь, что я тебе не нужна.

— Это не то.

— А что тогда то?

Алек прекращает притворяться, поворачивается к ней. Она тоже меняет позу. Он смотрит на неё — и это тот же взгляд, что был вчера, когда она рассказывала ему сказки.

— Я. — Он смотрит в сторону, в землю. От этого внутри неё поднимается что-то злобное. — Мне нужно время. Мне нужно побыть подальше отсюда.

— Почему?

— Потому что я запутался.

— В чём?

— В тебе! — рявкает он.

Её глаза сужаются. Она не понимает.

— Как можно запутаться во мне?

Вместо ответа он разворачивается и уносится прочь, отталкивая один из тренировочных манекенов.

Она смотрит ему в след, хмурится.

***