i loved rome more (ЛП)

Большая часть ужасно скучна. Войска, транспорты с припасами, особенно эзотерическая библиотека по философии ситхов, и она начинает задаваться вопросом, зачем вообще взяла датапад с собой, когда, наконец, натыкается на карты и коды. В одном файле, названном её именем, есть схемы гробниц, снабжённые решениями различных головоломок, которые некоторые ситхи, считающие себя очень умными, сочли необходимым включить в защиту своих гробниц. Она хмыкает, слегка благодарная, хотя бы за экономию времени. Она собирается спрятать датапад, но её внимание привлекает послание.

Оно требует второго взгляда только потому, что она видит имя: «Онаси». Она хмурится, пока читает его. Оно короткое, но содержательное. Дастил Онаси был многообещающим учеником. Но его отношения с кем-то по имени Селен мешали его прогрессу. И поэтому Утар убил её.

Мелкие дела Академии мало значили для неё, но принятые меры напомнили ей о преподавании Малака. Жестоко. Расточительно. Если Утар хотел убить эту девушку, то лучше бы она погибла на службе Академии, как было сказано в его лжи. Это значило бы больше. Продвинуло бы их дело и побудило бы Дастила бороться упорнее. Если Дастил действительно так одарён, как кажется Утару, то как быстро он обнаружит обман — это только вопрос времени.

Реван качает головой, вздыхает. У неё нет времени вмешиваться. Невозможно вернуться тем путём, которым она прошла.

Она прячет датапад и идёт дальше в гробницу, позволяя смеси своих воспоминаний и чертежей Утара указывать ей путь.

***

Она не уверенна, когда это происходит, но в какой-то момент гробница искривляется, в ней появляются коридоры, которых она не помнит и которых нет в схемах Утара. Они сужаются и расширяются, поднимаются и опускаются, и её рука ложится на один из световых мечей на бедре. Видения пещеры шираков застали её врасплох, но эти не застанут.

И они не застают. Потому что в конце пути остаётся только саркофаг.

Реван хмурится, но всё равно включает меч — хотя бы чтобы светил. Она знает, что есть причина, по которой она пришла к трупу, который не показался ей много лет назад.

Прищурившись, Реван Силой сдёргивает крышку саркофага, открывая сморщенное, иссохшее существо и три меча.

Она поднимает свой меч ближе к лицу, и он заливает гробницу пурпурным светом. Мечи на первый взгляд ничем не примечательны — виброклинок обычно ничто против светового меча. Один с зазубринами, второй с серебряной окантовкой, у третьего два лезвия. Но она помнит слухи о знаменитом оружии Аджанты, и её любопытство всегда было отвратительной вещью.

Её пальцы касаются рукояти, и на неё накатывает волна холода. Кожу покалывает, и это мало чем отличается от дрожи, которую вызывал вихрь, вернувший часть её силы. Но как-то это ощущается хуже. Это не живое и не мёртвое. Оно одинокое.

— Это оружие полно моей гордости, — раздаётся шёпот.

Реван отпускает вибромеч и хватается за свой красный. Он оживает, как и его брат, и она поворачивается на каблуках, чтобы встретиться лицом к лицу с незваным гостем.

На неё смотрит призрак.

Реван с опаской смотрит в ответ и убирает меч, зная, что оружие против него бессильно. Не нужно её острого ума, чтобы понять, кто это.

— Аджанта Полл, — приветствует она. Без почтения, без превосходства. Ровно.

Глаза мужчины — это всё, что видно на его лице, всё остальное скрыто под маской и капюшоном. Они такие же бесцветно-голубые, как и всё остальное, но почему-то выглядят как-то неправильно, гниловато. Она может угадать, какого оттенка жёлтого и красного они были при жизни. Как у Малака сейчас.

— Мы… встречались? — Он наклоняет голову.

— Нет, хотя я уже была здесь раньше.

Аджанта Полл смотрит на неё с апатией.

— Я вижу. — Он откидывает голову назад. — Да. Да, я помню. Ты была здесь раньше. В маске.

Она кивает.

Да.

— Значит, я видел твоё сердце. Таким же тёмным, как моё, таким же гордым, как моё. — В его голосе грусть, сожаление, и Реван думает, что он вот-вот её покинет, но он продолжает. — Сейчас всё не так.

Реван напрягается.

— Что ты имеешь в виду?

— Раньше оно было закрытым. Злым. Теперь это… — Он качает головой. — Не тьма. Не свет. Что-то другое.

Она не понимает. Она не так сильна, как раньше, но вихрь укрепил её. Реван знает, что скоро она вернёт свою силу полностью.

— Да, — соглашается Аджанта. — Но это будет не то же самое. Тебя… изменили те, с кем ты сейчас.

— Они ослабили меня, — соглашается она.

— Нет. — Он закрывает глаза. — Они спасли тебя. — Реван молчит. — Настоящая слабость — не недостаток силы, — продолжает Аджанта Полл, под сапогом у которого когда-то была вся галактика. — Настоящая слабость — это быть как я. Одиноким. Ни живым, ни мёртвым. Захваченным моими решениями. Моими сожалениями.

— Сожалениями, — глухо повторяет она.

— Многими. Бесконечными. Такими же вечными, как я.

Она впервые за много лет чувствует в себе ту дерзость, которая была в ней в течение её лет на Дантуине.

— Твои сожаления и мои будут не одинаковы.

— Не будут, — соглашается он. — Твои будут хуже. — Реван прикусывает щёку изнутри. — Показать?

— С меня достаточно того, что может мне показать Сила, — огрызается она.