И Маркс молчал у Дарвина в саду

Нередко в определенное время, когда Дарвин совершал оздоровительные прогулки, он крутился около дорожки, чтобы подготовиться. Если хозяин шел как человек, полностью погруженный в свои мысли, садовник не окликал его. Если же смотрел открытым взглядом, мог чем-нибудь поделиться. Правила игры знали оба.

Дарвин пробил брешь в поначалу затрудненном процессе общения, рассказав садовнику о ночном поведении своего хмеля, несколько недель жившего возле его кровати в коробке из-под кексов. Выяснив ранее среднюю скорость роста хмеля днем – два часа восемь минут на один оборот, существенных отклонений не наблюдалось, – теперь он хотел знать, с какой скоростью растение оборачивается вокруг шпалеры в полной темноте.

В том разговоре он открыл садовнику свои дальнейшие планы: навесить на росток хмеля грузик и выяснить, при каком весе растение сдастся и прекратит рост. Подробное описание того, как надо натягивать нити, взвешивать грузики и фиксировать рост, подействовало на садовника таким образом, что почтение к знаменитому естествоиспытателю незаметно перешло в любовь.

Изначально скромный садовник, считала Эмма, сам перенял качества ползучих растений, поскольку, если уж ему показалось, что собеседник интересуется ботаникой, высвободиться из его когтей было непросто. Стоит обратить к нему пару приветливых слов, жаловалась Эмма, вы рискуете запутаться в сетях цветистых рефератов о вьющихся растениях. Он уже без труда различал растения опирающиеся от растений корнелазящих, усиконосные от листолазов и каждому посетителю и соседу рекомендовал ознакомиться с книгой хозяина «Движения и повадки вьющихся растений», которую сам прочел не один раз. Он берег книгу, обернув ее в обложку, и очень гордился дарственной надписью: «Верному садовнику Даун-хауса и любителю сlematis montana и humulus lupulus, всегда помогавшему автору словом и делом, Ч. Дарвин, 1867».

Когда Дарвин и Полли подошли поближе, садовник, отметив призрачную бледность хозяина и погруженный в себя взгляд, удалился за бирючину.

У большой березы, где дорожка делала поворот почти на девяносто градусов, Полли капнула на камень пару капель и подняла взгляд на хозяина. Даже долгие годы не смогли примирить Чарльза с ее привычкой. Камень он считал священным. Это была могила Томми, не случайно помещенная у ограды из бирючины на том месте, где несущая всадника лошадь обычно набирала скорость и переходила на галоп.

Полли чуть смущалась, так как, конечно, понимала тихое ворчание, всякий раз издаваемое Чарльзом. Но иначе не могла. Довольная, она перегнала хозяина. Тот заметил легкую неровность ее походки, то, как она переставляла лапы, и невольно вспомнил отца и брата. Неприятностей с бедрами хватало. Он и сам уже не первый месяц ходил с тростью.

Полли замедлила шаг, чтобы он ее догнал. Чарльз не только испытывал по отношению к собаке дружеские чувства, но и осознавал анатомическое родство. Именно тождественность конструкции могла привести к тому, что у всех родственников бедренная кость натирала суставную впадину. Отвратительная история.

Убийца Бога

Когда коляска доктора Беккета остановилась у Даун-хауса, Полли залаяла от восторга, выразив тем самым и радость Чарльза, устроившегося в шезлонге и каждые две-три минуты встряхивавшего пробирку с углекислым аммонием и экстрактом из кончика бобового корня. Когда доктор вошел – в сопровождении Джозефа, который взял у него пальто и тут же, слегка поклонившись, удалился, – Чарльз в двух словах объяснил, зачем нужно сильно встряхивать, однако сразу понял, что обычно с таким интересом слушавшему его доктору не до того. Дарвин удивился, поскольку во время последнего визита ему показалось, Беккету интересен результат эксперимента с корешками. Похоже, интерес испарился. И Дарвин стал лаконичен.

Доктор, как всегда, поставил чемодан возле шезлонга на столик красного дерева, имевший правильную высоту и стоявший на нужном расстоянии, так что во время осмотра удобно было вынимать инструменты и давать возможность Чарльзу следить за каждым своим движением.

Беккет с силой пригладил волосы, надел очки, несколько раз поморщился, чтобы они как следует сели, и раскрыл блокнот, правда в него не глядя. Вместо этого он с некоторым лукавством сказал:

– Кстати, я был зван к новому пациенту. Вам может быть интересно.

Дарвин испытал облегчение, так как, судя по всему, именно новый пациент явился причиной равнодушия к его опытам, и к нему вернулась надежда, что потом все-таки удастся кратко изложить доктору исход эксперимента.

– Вы говорите загадками. Ну, давайте уж…

– Врачебная тайна, разумеется, не позволяет мне рассказать слишком много. Но имя едва ли кому-то повредит. Что ж, нового пациента зовут Маркс. Карл Маркс. Вам доводилось о нем слышать?

Дарвин выпрямился на шезлонге, коротко ругнулся на колющую боль в тазобедренном суставе, два раза с силой встряхнул пробирку и сказал: