И на Солнце бывает Весна (СИ)

Мы ехали по песчаной дороге, сильно качало.

- Раз сталинскую стипендию заслужила, так потом и премию получишь! - сказал Валя и резко качнулся. Наша машина встала, за ней и другие. Кругляши фар горели, как глаза тучных животных.

- Что такое, - водитель выругался и полез в капот.

- Я сейчас, - сказал Куколкин, ловко выпрыгнул из кузова. Прошло минут пять, и мотор вновь затарахтел, Валя забрался обратно. Фонари задней машины осветили его улыбающееся, испачканное в прокопченном масле лицо:

- А я технику очень люблю, - только и сказал он. - После войны буду учиться на конструктора.

Я молчал, представляя, какое хорошее время наступит. Мы все обязательно встретимся, будем товарищами. Я приподнялся, взглянул вдаль, и улыбка слетела с моих губ. Сосны и петляющая дорога остались позади, правый берег Воронежа был виден лучше. Ночь освещали пожары, разноцветные огни ракет, пулеметные трассеры. Немецкие прожекторы щупали самолеты. Мы смотрели на это, крепче держась за борта.

Колонну остановили на сторожевой заставе, кто-то из наших командиров отправился доложить, и скоро мы двинулись дальше.

Машины остановились возле полуразрушенного здания рядом с каким-то заводом в районе Придача. Нам приказали выгружаться и ждать в этом неуютном продуваемом доме с выбитыми окнами. Тихо заплакал холодный сентябрьский дождь. С Валей Куколкиным и Аней Скоробогатько мы сели рядом, плечами друг к другу. Напротив, стараясь унять дрожь, разминался парень, не вспомню теперь его имени. В иной ситуации он показался бы смешным. Было ему лет семнадцать, он покинул дом в одном нижнем белье, и из одежды ему нашли только больничный халат. Он и был сейчас в нем, только кожаный пояс с патронташем и каска выдавали в нем ополченца, а не пациента. Да и все мы были одеты кто во что - в ватники, шинели, только Куцыгин и еще несколько командиров были одеты по форме.

Затем прибыл генерал, к сожалению, не вспомню и его имени. Он зашел к нам, освещая путь фонариком, командир отряда Петр Грачев отчитался. Мы выстроились на улице, и генерал пожал руку каждому. Заметив Аню, сказал ей что-то, и та улыбнулась. Затем обратился ко всем с речью, она была короткой и твердой, как команда.

После отъезда генерала Грачев объяснил нам, что задача меняется - мы не сможем пробраться к центру города, немцы в районе Чижовки сумели отбить позиции и теперь теснили сильно обескровленный батальон и могли занять переправу. Если им это удастся, мы потеряем весь плацдарм.

Проводники повели нас в район разрушенного Вогрэсовского моста. По ходу нам объясняли, что немцы заняли весь восточный скат, укрепились в домах, изрыв все траншеями и ходами сообщения. Переправлялись мы в полной тишине и повзводно -чтобы немец нас не заметил. Бойцы, что сопровождали нас, объяснили, что на бетонных основаниях бывшего моста делаются мостки, по ним в воде можно попасть на другой берег. Днем немецкая авиация разбивает всё в клочья, ночью же наши саперы их восстанавливают. Также перебраться через реку можно было на двух паромах, на одном из них оказались мы с Аней и Валентином.

Когда плыли, я смотрел на темную, как чернила, воду реки, вспоминал довоенный год, когда нырял здесь, кричал в безумии что-то. Подумалось мне, что тот неистовый юноша действительно утонул навсегда, и уже никакого отношения ко мне не имеет. Аня прижимала медицинскую сумку и винтовку. Серьезная, строгая, она выглядела решительной, но я подумал, каким уродливым стал мир: ее, меня и других ребят, не должно быть здесь. Тот, кто вынудил юношей браться за оружие и, возможно, идти на смерть, был по другую сторону, становясь все ближе и ближе. Враг там, знал я, за этими холмами и кручами, сидит, пока затаившись, в домах, которые совсем недавно принадлежали простым людям, там играли дети, покуривали на скамеечках старики... А теперь...

Валя подбадривал Аню. Мне даже показалось, что парень влюбился в нее. Хотя, наверное, мы все тогда в нее влюбились. И я понял, чем мы принципиально отличались от тех, с кем предстояло биться. Мы не растеряли чувств, оставались людьми. Даже тогда, наряду со страхом перед неизвестностью, который пронзал сердца, было место и нежности. Дождь усилился, на небе едва виднелись звезды, и казалось, что эти холодные капли - их слезы. А звезды, я знал, это такие же Матери, как и наше Солнце, так что вся Вселенная над нами видела, как плот медленно движется по черным водам Воронежа.

Да, наши чувства в ту минуту никуда не ушли, а наоборот, только оголились, словно провода. Я подумал, живы ли родители... Если выживу, постараюсь найти их, и все у нас будет хорошо, по-новому. О родных наверняка вспоминали и остальные.

Мы покинули плот и стали ждать. От реки тянуло холодом. Соединившись с другими бойцами, двинулись гуськом под прикрытием дамбы.

- Ложись! - крикнул Грачев.

Разорвались мины, нас накрыло землей.

Я навалился на Аню, Куколкин тоже упал рядом.

- Все целы? - не вставая, крикнул командир. - Вот сволочи, заметили нас.

- С боевым крещением, Аня! - сказал я.

- И тебя, - ответила она.