И на Солнце бывает Весна (СИ)

Всех нас - и парней, и девушек, и мужчин в возрасте, которых тоже хватало, учили ползать по-пластунски, обращаться с ручными и противотанковыми гранатами, готовя к диверсионной работе. Только когда я впервые в жизни взял винтовку, заметил, что у меня слегка трясутся руки. Скорее всего, так было и раньше, просто я не замечал. Может, сказывалось эхо инсулиновой терапии, но, в любом случае, в цель я не попадал. И тогда на выручку пришел Валя Куколкин. Был он младше меня года на четыре, но выглядел ровесником. Он был весел, напорист, ему многое давалось легко. Парень стрелял метко, и помогал мне учиться. И когда я попал точно в цель, засмеялся и стал говорить что-то с бравадой, комиссар Куцыгин одернул:

- Немец - не дуб в лесу, он на месте не стоит, да еще и сам стрелять умеет. Притом ты зеленый, только в бой идешь, а этот гад уже всю Европу прошел и половину нашей страны. Ему целиться и убивать также привычно, как тебе дышать. Так что не задавайся, а готовься лучше, боец!

Вечерами после занятий я выходил и смотрел с высоко места в сторону пылающего города. Недавно смелую вылазку на правый берег провел Коля Логвинов - он был худой, маленький, так что, даже напоровшись на немцев, его приняли за тщедушного подростка, который ищет среди руин мать. Он и рассказал, что немцы вешают людей без разбора, убивают стариков и больных, требуют, чтобы все спешно покидали город, иначе каждого мирного жителя будут считать за партизана. Выслушав Колю, комиссар сделал вывод:

- Значит, положение у них там шаткое.

Понимая это, нас готовили к высадке на правый берег, чтобы, проникнув через занятый нашими солдатами Чижовский плацдарм к центру города, рассредоточиться малыми группами и незаметно убивать немецких солдат, если те шли в одиночку, нарушать связь, уничтожать минометные и пулеметные точки. Все ради того, чтобы посеять панику, помочь нашим бойцам идти в наступление, и очистить город.

Я смотрел на дым, что навис над Воронежем, снова и снова вспоминал слова Коли Логвинова о том, что там творили враги. И еще подумал: Орловка по ту сторону. Прошел ли немец мимо, или занял ее? А если занял, то что там теперь?

Помню, как в ночь перед выступанием я подошел к костру, там собрались наши ребята - Аня Скоробогатько, Валя Куколкин, Коля Логвинов, Вася Андреев и другие. Пекли картошку, еле слышно говорили. Я подошел к Ане. Она чему-то радовалась, и я спросил об этом:

- Да как же! - улыбнулась она. - С утра сообщили, что на задание пойдут только мужчины, а мы останемся. Я переживала, а потом пошла к товарищу Куцыгину и прямо сказала: нет, и мы биться будем, не для того в ополчении пошли, чтобы оставаться за спинами ребят. Да и к тому же как без медицинской помощи!

Рядом с ней лежала винтовка.

- Аня, так ты кто - медсестра, или боец все-таки? - спросил я.

- Для своих - медсестра, а для них, - она посмотрела вдаль, - боец.

Валя Куколкин спросил:

- Аня, ты же сталинская стипендиатка, сама говорила, что на четвертом курсе в зооветинституте училась. Твой институт ведь эвакуировали, что же ты следом не поехала, могла бы и дальше учиться.

- Успею еще, потом доучусь, - ответила она решительно. - Сейчас надо фашистов бить.

Валя промолчал. Я знал, что он был настроен также. Он говорил мне, что ни за что бы не покинул правый берег и встречал бы врага прямо там с оружием, если бы не приказ отступить.

- Аня, ты настоящая комсомолка, - сказал комиссар. Заметив его приход, мы встали на построение.

Куцыгин обратился:

- Бойцы! Сегодня мы выступаем! Хотя нас и не так много, но в родном месте всё и вся на нашей стороне. Помните все, чему вас учили. Действуем смело, но аккуратно. Как говорится, ягодка по ягодке - будет кузовок. Бейте немцев по одному, с большими группами в бой не ввязывайтесь. Если заметят - лучше скрыться, избежать столкновения.

Ночь стояла темная. Вот-вот должен был начаться дождь. Нам приказали грузиться в машины - трехтонные ЗИСы. Мы с Валей запрыгнули в кузов головного, помогли подняться Ане. Я был рад, что буду ехать с ними. Валентин, ставший моим инструктором по стрельбе, и Аня словно помогала мне, просто тем, что были рядом.

- Ничего, все будет хорошо, сестричка! - обратился Валя Куколкин, глядя, как Аня открыла сумку и лишний раз проверяет медикаменты. - Ты и правда отличница во всем!

Она улыбнулась.

- Так ты, значит, животных любишь, лечить их после войны будешь? - спросил он.

- Ну, можно сказать и так, - ответила Скоробогатько. - После победы колхозы надо будет поднимать, жизнь налаживать, вот и буду работать.

- Я и говорю, отличница. Потом в передовики выйдешь, в газете про тебя напишут, - сказал Валя, держась за борт.

Мне подумалось, что я и напишу. После победы начнется другая жизнь, ничто из прошлого не будет мешать, и я опять стану корреспондентом. Да и тем для статей - настоящих, живых, достойных, будет много. Одна эта война, ее уроки и боль достойны того, чтобы посвятить ей всю жизнь. И, может быть, я снова рискну когда-нибудь вспомнить о Карле Эрдмане, который предрекал войну, думалось мне, вдыхая гарь, которую доносил ветер.