- Да уж, всех нас, - прохрипел, выплевывая землю и поправляя каску, Валя. - Ну, посмотрим еще, чья возьмет, дьявол!
Мы продвигались дальше, уже показались первые домики восточной части Чижовки. Едва светало, дождь ослаб. Лежащего спиной на кочке, раскинув неестественно руки и ноги солдата, я заметил первым. Покореженная каска была рядом, уже немного наполнилась водой. Аня бросилась к нему, на ходу расстегивая сумку:
- Не надо, - я схватил ее за рукав. - Разве не видишь, ведь он мертвый.
Она подняла влажные глаза, которые показались глубокими и особенно большими от слез.
Мы шли дальше. Набухший песок казался твердым, словно асфальт, но, лишь только пришлось подниматься на холм, он стал тяжело обваливаться под ногами. Я протянул руку Ане, и, обернувшись, заметил - слез больше не было, она стала злая и решительная.
Когда подошли к штабу стрелкового батальона, уже светало. Сейчас могу сказать, где он располагался - Красная горка, дом двадцать два. Но в то время я плохо разбирался в расположении улиц и домов Чижовки - в довоенное время в старой части города мне просто не было нужды бывать. Да если бы я и приезжал сюда раньше, то вряд ли нашел бы тут прежние ориентиры - все было искорежено и изрыто, землю в огородах черными ошметками перекопали взрывы мин, покореженные дома напоминали злых стариков.
Мы расположились на короткий отдых. Прижавшись спиной к забору, я вместе а Аней смотрел на реку Воронеж. Она о чем-то думала. То ли отсвет первых лучей осеннего солнца играл так, или холодные капли дождя переливались, но ее темно-коричневые волосы блестели сединой. Потом она ушла - в штабе началась подготовка к приему раненых. Кого-то из нас неминуемо принесут сюда сегодня, подумал я. Но лучше так, чем остаться там, среди круч, куда предстоит подняться. Я тоже встал размять ноги. Даниил Куцыгин с командирами взводов обсуждали план действий, держа карту. Я подошел сзади и понял, что скоро нам идти в атаку. Сигналом к этому послужит мощный залп "катюш" с левого берега. То есть, немцев сначала причешут артиллерией, а затем уже в ход вступим мы, и будем постепенно пробиваться, отбивая каждый дом. Меня невольно начало трясти и, чтобы собраться, я мысленно вспоминал все то, чему нас учили в Сомовском лесу.
У меня была только одна граната и винтовка. Но на занятиях нам объясняли и устройство немецкого оружия. Как сообщили в штабе, прибыло немецкое подкрепление из автоматчиков. Скорее всего, они планируют сбросить нас с высоты и занять переправу, поэтому действовать надо на опережение. При слове "автоматчики" я почему-то представил, как смогу добыть в бою немецкий пистолет-пулемет, с ним в условиях ближнего боя, может быть, действовать удобней. Теперь понимаю, насколько же я плохо представлял, что будет дальше.
Минуты тянулись медленно. Тупая боль сковала затылок. Я провел рукой по носу и увидел кровь. В глазах мутнело. Что же со мной будет, если даже до начала атаки так мутит? Я снова отошел к забору, и, прислонившись, закрыл глаза, слушая удары сердца и мысленно стараясь взять над ним власть. Оно не слушалось. Пальцы вновь дрожали предательски, как и на занятиях по стрельбе... Орловка не прошла бесследно, со мной что-то не так. Может быть, я и на самом деле болен, раз теряю контроль. Я заставил себя успокоиться. Мне немного помогло то, что я представил Лизу и вспомнил, как она кормила грудью Марка. Сердце сбавило удары, я улыбнулся.
Раздалась команда, мы построились. Нам подробно объяснили задачу. Затем снова было время ожидания. Я заглянул в штаб - Аня с другими девушками приготовила все необходимое, и, посмотрев на меня, кивнула.
- Ерунда, я буду сражаться! - раздался злой голос. Я оглянулся - к нам шли двое, и в одном бойце я узнал командира первого взвода Гриценко. Морщась от боли, он прижимал руку к плечу, откуда сочилась кровь. Еще до начала атаки его задел снайпер.
- Да я и с одной рукой пойду в бой! - не унимался он. Из-за потери крови Гриценко побледнел. Едва его приняла Аня, как раздались выстрелы "катюш" с левого берега, я бросился к своему взводу. Огненные стрелы летели вперед.
Затишье, и вот команда:
- Вперед, за Сталина!
Все, что было дальше, Миша, мне трудно восстановить в деталях, но я постараюсь. Я и тогда плохо помнил себя, а теперь прошло столько лет. Мы поднимались по круче, автоматчики засекли нас и открыли огонь. Упав, ползли по-пластунски, я видел только сапоги товарища по взводу впереди, уверенное, как у змеи, его движение. На миг мы замерли. Я слегка поднял голову и осмотрелся - мы оказались в палисаднике. Старый куст калины укрывал нас, и красные ягоды склонились до самой земли. Лишь на миг я вспомнил, как с Карлом Леоновичем собирали такие же кисти, и было это давно, в той далекой жизни, от которой теперь не осталось и следа. Эрдман был немец, и эти, что засели в домах - тоже, но ничего общего не имели друг с другом. Я подумал, что буду биться сейчас и за Эрдмана, потому что он ненавидел фашизм и сразу понял, чем он обернется.