И наступит день…

Мурад постучал самым верхним молотком. Послышались шаги. Гаджи Горгуд, как будто ждавший гостей, почти сразу открыл дверь. Несмотря на достаточно преклонный возраст, мужчина еще не потерял бодрость и по-прежнему выглядел отлично. На голове у него была бухарская папаха (мужской меховой головной убор из бухарской овчины – прим. редактора).

Увидев Мурада, мужчина улыбнулся:

– Добро пожаловать, Мурад. Проходи, заходи во внутрь.

– Здравствуйте, дядя Горгуд. Заехал в деревню, зашел к себе домой. Но, подумал, что обязательно должен повидать тебя. Разве можно столько проехать, и вернуться, обратно не увидевшись с аксакалом?!

– Правильно сделал. Пойдем, заварю для тебя чай с шиповником и мятой. Сам собирал на склоне горы после утреннего намаза.

– Не утруждайте себя, дядя Горгуд.

– Заходи, заходи. Знаю, зачем ты здесь. Не переживай. Лучшее известно только одному Аллаху. Но, заранее говорю, не обижайся. Если ты скажешь, чтобы я попросил чего-то у той девушки, то разговор у нас не получится.

Мурад не смог сдержать удивление:

– Как ты узнал зачем я пришел, дядя Горгуд?

– Ты меня всегда называл «дядя Горгуд», а сейчас обратился словом «аксакал». А к аксакалу люди приходят только когда дела запутаны.

– Да, дела мои действительно запутаны. Да так, что я не знаю, что делать.

Через некоторое время они сидели лицом к лицу на кухне дяди Горгуда и пили чай с мятой, с красноватым оттенком и вспоминали былое. Разговор уже подошел к теме, интересующей Мурада.

– Сынок, я считаю, что человек не должен раструбить всему миру о сделанном добре, наоборот, должен скрывать. А что касается той девушки, я до сих смог держать это в тайне от всех. Но, кто-то там разбирал документы, и моя имя вылезло. Как только один узнал, все узнали. Я узнал об этом только тогда, когда сказали, что меня уже ищут. В таком возрасте мне не подобает кого-то обижать, я ведь каждый день выхожу на суд Всевышнего молитвами. Потому, всем, кто звонил и спрашивал об этом, отвечал одинаково. Говорил, приезжайте, будете дорогим гостем, чаем угощу, всегда рад буду вам, но, ничего не спрашивайте по этому поводу. Спасибо им, относились с пониманием, не беспокоили меня. Знаешь, сынок, я все это делал ради довольства Всевышнего. Слава Богу, что девочка тоже оказалось умницей. Уже нашла свое место в жизни, устроилась, работает. Разве будет правильно, если я буду рассказывать кому-то о добрых делах, которые имели место, когда она еще была ребенком? У меня никогда не было корысти в отношении той девочки. Это Аллах велел моему сердцу, чтобы я стал опорой для нее в то время. Слава величию Всевышнего!

Гаджи Горгуд сделал глоток и внимательно посмотрел на Мурада:

– Поэтому, сынок, не обижайся, я не могу просить ее, чтобы она тебя оставила на должности. И даже не жди этого от меня. Не хочу обнадеживать тебя попусту, чтобы показаться тебе добрее.

Мурад еле смог скрыть свой разочарование:

– Конечно, дядя Горгуд. Вы наш аксакал. Вам лучше знать…

Когда он выходил из дома Гаджи Горгуда с пустыми руками, ему стало жалко себя. В этот раз уже всплыли в памяти воспоминания юности, молодости. В детстве, бывало, купались со сверстниками в реке Гирдман. Большие глыбы в одном месте загородили течение и там образовалось маленький пруд. После того как дети выходили из воды они направлялись к водопаду, образовавшемуся в ущелье Вахми от родников, берущих начало на горе Гюмушдаг и мылись там тщательно. И каждый раз Мурад думал про себя, что в городе в каждом доме есть такой вот водопад. Об этом он услышал впервые от мальчика, который приезжал в гости к другу Мурада. После этих слов он был так вдохновлен, что дал себе слово жениться на городской девушке. Так и сделал… Но, не ради душа…

Внезапно у него сильно разболелась голова. На миг он закрыл глаза. Как будто вопросы в голове ждали этого и хлынули снова с беспощадной силой. Что его ожидало? Где он допустил ошибку? За какие его деяния судьба ему отвечала происходящим ныне? Почему он вдруг стал таким ненужным? Почему он вдруг стал тяжелым камнем на своей шее?

Сабина… Они окончили один и тот же университет с Сабиной. Но, познакомились они, еще будучи в интернате. Любили друг друга, любили очень чистой, ангельской любовью без изъяна. Об их чувствах раньше всех догадалась Дениз. Ведь она тоже была вместе с ними в интернате.

“Да… Сам виноват, что посеял, то и пожинаю. Сабина… Дениз… Разве мало беспокойных снов мне доставили их взгляды полные упреков? Они обиделись, сильно обиделись на меня. Имели право. Наверное, до сих пор не простили”, – покачал головой Мурад, как будто развеивая эти мысли.