И не только о нем...

Чуть поодаль от кипящего многолюдства, от бурливых человеческих потоков, от метро, троллейбусов, стоянок такси, от чемоданов, узлов, дорожных сумок, от всей привокзальной суеты сует оказываюсь во внезапной, даже неправдоподобной тишине. Пустынная молчаливая аллея голубых елей ведет к траурному поезду.

Здесь, в стеклянном здании, взятом в гранит и мрамор, прописался и стоит на рельсах паровоз У-27 и вагон № 1691 Рязано-Уральской железной дороги, которым была оказана печальная честь — привезти Ленина в Москву 23 января 1924 года. Вагон № 1691 — в траурном обрамлении, с венками.

Траурный поезд — на вечной стоянке.

Как в Ленинграде на вечном приколе на Неве — крейсер «Аврора».

Крейсер «Аврора» 7 ноября 1917 года, в 21 час сорок пять минут, по указанию Ленина из Смольного, дал выстрелом из носового орудия сигнал к штурму Зимнего дворца.

1917—1924.

Всего семь лет…

Какой невообразимо, немыслимо короткий срок…

И — две меты истории двадцатого столетия.

Читаю надпись — в бронзе:

«В этом вагоне перевезено тело вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина 23 января 1924 г. от платформы Герасимово до ст. Москва-Пассажирская».

Паровоз, привезший Ленина, — со своей, воинской биографией. Его построили на Путиловском заводе в 1910 году. Воевал и был тяжело поранен в гражданскую. Уже отправили на покой, на одно из кладбищ паровозов, какими была полна Россия в начале двадцатых годов и каких я навидался там, в Средней Азии…

Но вот весною двадцать третьего, уже когда заболел Владимир Ильич и переехал в Горки, беспартийные рабочие на субботнике, в честь исполнившегося шестилетнего юбилея своей партийной ячейки, отремонтировали на славу паровоз У-27, начертали на тендере трогательно-наивную надпись, проникнутую романтической интонацией тех лет:

«Беспартийные, в ногу с коммунистами смело вперед, к светлому будущему!»

Избрали почетным машинистом локомотива Ленина и в письме к Владимиру Ильичу сказали:

«Вручая тебе паровоз, рабочие и служащие не сомневаются, что ты, Владимир Ильич, как опытный машинист привезешь нас в светлое будущее».

Вечная стоянка Ленинского поезда опустела лишь однажды, по причинам более чем серьезным. Фашистская авиация бомбила в июле сорок первого Москву.

Правительством решено было эвакуировать Ленинский поезд подальше от столицы.

Он был отправлен на родину Владимира Ильича, в Ульяновск, и вернулся домой, на вечную стоянку, вновь в сорок пятом…

ТРАУРНАЯ МОСКВА январских дней 1924 года.

К Павелецкому вокзалу уже с утра начали собираться москвичи и делегации городов и сел…

Уже скоро стало тесно на большой площади, которую потом назовут Ленинской, тулупы, валенки, ватники, военные шинели, теплые шерстяные платки, ушанки, телогрейки… Забиты людьми все выходящие к вокзалу прилегающие улицы и переулки…

А стужа все крепчает.

На перроне ждут делегаты II Всесоюзного съезда и XI Всероссийского.

В 1 час 30 минут подошел поезд.

Последний, прощальный гудок локомотива.

Похоронный марш. Шопен.

На руках вынесли и понесли гроб. Десятки тысяч шли в процессии, следовавшей через всю Москву, к Колонному залу Дома союзов.

В семь часов вечера в тот же день был открыт доступ в Колонный зал.

Уже стояли во всех концах столицы очереди, стояли долгими студеными часами, все увеличиваясь, обжигаемые морозом, чтобы сказать «Прощай!» Ленину и, чуть-чуть замедлив ход, посмотреть в последний раз на его лицо.

Он лежал в защитном френче. Носил его в последние месяцы жизни.

Сначала молчаливый людской поток вливался в Колонный зал через два подъезда, но очередь была бесконечной, открыли другие двери.

Дмитрий Фурманов, писатель, легендарный комиссар Чапаевской дивизии, один из сотен тысяч людей, стекавшихся со всех концов столицы, напишет потом:

«Я шел по красным коврам Дома союзов тихо, в очереди, затаив дыханье, думая: «Сейчас увижу лицо твое, учитель, — и прощай. Навеки. Больше ни этого знакомого лба, ни сощуренных глаз. Он, говорят, перед смертью не страдал… Эта тихая смерть положила печать спокойствия и на дорогое лицо…»

Хрустальные люстры Колонного зала в черном крепе, черные полотнища покрывают зеркала. На хорах оркестр, тихая музыка.

А мороз все крепчает, молчаливые очереди все длинней, все бесконечней…