И небеса пронзит комета

– Трудно сказать. По показателям биологической активности и мать, и плод в норме, разве что несколько повышено содержание неспецифических антител. В первом триместре я сказала бы, что организм матери пытается отторгнуть ребенка, но в третьем при нормальном течении беременности без явных симптомов гестоза… – Ирина пожала плечами. – Я назначила ей иммуностимуляторы, легкие мочегонные и седативы, но в самых щадящих дозах.

– Может, я попытаюсь ее убедить, что лучше полежать у вас?

– Видите ли… Она ведь живой человек, а не биологическая кукла. С чисто медицинских позиций мне, конечно, было бы спокойнее, если бы Вера была непосредственно под моим присмотром, в досягаемости всей нашей техники. Но чисто по-человечески это для нее явно будет слишком большой стресс. Пусть уж побудет дома. И вам, если есть возможность, хорошо бы взять небольшой отпуск. Побудьте с ней. С вами ей спокойнее.

Ну, репетиции и прочие организационные вопросы я уже разрулил: что-то перенес в режим видеоконференций, что-то отменил, что-то переназначил. В общем, взял трехнедельный (пока!) отпуск. Сразу после того, как чуть не убил Сусанну и практически размазал по стенке нашего директора, требуя уволить эту ехидну с волчьим билетом. Против волчьего билета он не возражал, а вот насчет уволить… Вторые солистки будут, разумеется, счастливы, но увольнять единственную оставшуюся приму в начале сезона? Приглашать кого-то того же уровня? Опять же – в начале сезона? Решительно невозможно!

Я это все прекрасно понимал, не со вчерашнего дня этим ремеслом занимаюсь. Ну да ладно. Премьеру «Гейши», конечно, отложили, благо нигде пока эту постановку не анонсировали. Пока на месяц сдвинули, а там поглядим.

Это все пустое. Главное – Вера. Говорил же ей, что с детьми нужно пока повременить. Рано, слишком молода еще. А она мне – про узкий таз и чем раньше, тем лучше. Хоть кол на голове теши и наручниками к балетному станку приковывай.

Идиоты. Везде одни сплошные идиоты.

– Когда я смогу ее увидеть?

– Как только проснется, – улыбнулась Ирина. – Мы дали успокоительные, она проспит еще часа полтора. Потом сможете пообщаться, затем еще раз полное обследование, и завтра утром, если все будет в норме, выпишем. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Ага, будет! Вот дался ей этот ребенок!

По правде говоря, я думаю, что Вера вообще не создана для материнства. Но ей втемяшилось в голову, и теперь она хочет этого больше всего на свете. Мне-то, что греха таить, совсем этого не хотелось. Зачем? Раньше она была безраздельно моей, была моим ангелом, моим вдохновением. А теперь? Теперь я делю ее с другим. И не имеет никакого значения, что этот другой – кровь от моей крови. Но Вера-то, Вера никогда, никогда уже не будет прежней. Ну да, все говорят, что прежнюю форму после родов вернуть совсем не трудно. Что они понимают! Ужасно жаль.

– Герман, я вам настоятельно рекомендую сейчас же ехать домой и лечь спать, – осторожно, но твердо сказала Ирина. – Вы сами сильно на нервах, хотя и не замечаете этого. Если что-то пойдет не так, я вам сразу же позвоню.

– Ну уж мне-то, – усмехнулся я, – самопроизвольное прерывание беременности уж точно не грозит. Но я последую вашему совету, разумеется. Завтра нужно быть в хорошей форме.

– Вам теперь всегда нужно быть в хорошей форме, – ободряюще улыбнулась Ирина.

Думая о том, что она и не подозревает, что меня вовсе нельзя причислить к счастливым будущим папашам – тоже мне, счастье! – я поднялся с кресла.

– Только, пожалуйста, не пейте, – добавила она, когда я был уже в дверях. Удивившись, я обернулся. – Нет-нет, я ничего не хочу сказать плохого, но у многих мужчин в подобной ситуации возникает такое искушение. Не нужно. Уверяю вас, ничего непоправимого не произошло.

Ну да, конечно. Для нее, врача, главное – что с пациентом все в порядке. А для меня все непоправимое уже случилось. И не сегодня, а гораздо раньше.

Дома, приняв душ, я встал посреди гостиной, словно не узнавая ее. Дом без Веры стал каким-то пустым. Чужим. Незнакомым. Я включил вечных «Квинов» – «Богемскую рапсодию», погромче, чтобы и на кухне было слышно, соорудил себе немудреный сэндвич. А затем неожиданно для себя вытащил из бара початую – изрядно запыленную – бутылку виски и щедро плеснул в тяжелый квадратный стакан.

Прежде чем заснуть, я повторил эту процедуру еще трижды.

05.09.2042.

Национальный парк. Феликс

Ойген ждал нас на стоянке у въезда в парк. Вообще-то территория не огорожена, если смотреть на спутниковых картах, выглядит громадным неправильным темным пятном леса с бледными вкраплениями голых скал. А вокруг со всех сторон – более светлые поля и перелески. Точнее, не со всех, а с юга и с востока – на западе парк выходит к морю, а на севере сливается с горным массивом и частично его включает. Этот самый массив и был целью нашей экспедиции.