…И непоколебимая тишина при дыхании нечистых ветров

Ты сидела на носу лодки, и нетёплое солнце светило тебе в лицо. Один из предпоследних дней северного лета клонился к вечеру. Солнечно, но никак не согреться. Я сидел напротив тебя, наискосок. Лодка чуть покачивалась на цепной привязи, цепь железно шевелилась на её дне. От солнечных лучей ты казалась чуть расплывчатой. Невысыхающие доски мостка, к которому мы были прицеплены, блестели холодным золотом. Наверху желтеющего косогора прочно стояли три крашенных охрой четырёхэтажных дома с подвалами-бомбоубежищами. Внизу косогора, за спиной у тебя, – домик священника, окружённый зарослями шиповника вместо изгороди, а вокруг него – прибрежный лесок в благородных тонах – винно-красных, рубиновых, шафрановых, и всё это богатство красок покрыто тончайшим золотым налётом. Деревья были прекрасны для зрения. Горело золотое пятно на столбе, подпирающем конёк над крыльцом. На гвозде висел сиреневый веник засушенных трав. Между окнами росли рябины. Через засыхающие грязно-малиновые листья явственно проступали оранжевые гроздья. Когда оборачивался, бил в глаза блеск озера. Белый дым клубился над деревенскими домами. За деревней – жёлто-красно-зелёная гряда леса, а над нами – поразительно голубое небо. Сперва мы вперебивку рассказывали друг другу каникулярные новости – чуть позже рядом с домом священника и разговор пошёл на соответствующую тему.

– …столетиями заграждали людям путь к знаниям! Столетиями лошадь к телеге прилаживали! Ты только подумай!.. в наше время, в конце двадцатого века, кому-то надо доказывать, что Бога нет! Ежу понятно, что без знаний человек несовершенен. Надо в книгу пальчик тыкать, а не молитвы читать!.. а то так и будешь на телеге!.. да!.. Наука перестраивает человека к лучшему, облагораживает его, уж точно изгоняет из сознания мрак незнания. Лётчик за штурвалом самолёта, моряк за штурвалом корабля… я уж про космонавтов не говорю!.. Ну, не похожи они на кучера!

Ты, Марина, соглашалась со мной ко вреду нашего спасения, а я довольный твоим согласием продолжал глухим голосом изрекать из своего ущербного сердца свои закруглённые мысли.

– …если хочешь быть совершенным человеком, займись наукой!.. знания у нас-де не добрые, а злые. Так будь добрым, и знания будут у тебя добрыми. Ты – не «паки и паки», а переделай этот мир!.. чтобы не было в нём зла, чтобы человеческих пороков не было!.. переделай!.. чтобы главенствовали в человеческих отношениях правда и… ну, любовь, что ли… – При слове «любовь» я немного смутился, а ты, Марина, улыбнулась (тем и поддержала меня). – Тут сердце рвётся сделать что-нибудь хорошее!.. не знаю, что именно, но хочется!.. Если бы Бог был, Он бы непременно наказал всех верующих за пренебрежение к наукам! – уверенно заявил я. – Только безумный человек не видит в знании пользы… Электричество!.. да говорить не хочется!.. Термоядерная реакция… не жалко жизни потратить!.. а то – страх Божий!.. Да не боимся мы никакого Бога!

Ты, Марина, мягко возразила:

– Я слышала, что страх Божий – это не страх перед Богом… он как-то в любовь преображается… – И заметив, наверное, что глаза мои от возмущения выходят из орбит, поспешно добавила: – У них…

– Любовь к чему?.. к Богу?.. человек должен человека любить, – добавил я и засмущался, а чтобы ты моего смущения не заметила, добавил: – Животных любить, флору. – Наверное, от моего задранного подбородка тебе, Марина, сделалось смешно. Из деликатности ты пыталась не засмеяться, но щёки твои надувались и надувались, и ты, не выдержав, прыснула. Я, понятно, немного обиделся на твою добродушную попытку скрыть свой смех, даже обнаружил в себе внутренний гнев и загорячился: – Любовь к Богу – это что-то сродни любви к коммунистической партии. Даже Галина Парамоновна не знает точно, что это такое. – В те времена сказанное мною было бесшабашной дерзостью. Меня самого мои слова восхитили. Было приятно, что ты заулыбалась шутке. Помнится, говорил ещё про греческих поэтов, которые мало чем отличались от верующих в Бога.

– …Платон всяким там богам молился, – делился я информацией, почерпнутой из журнала «Наука и религия». – Не верили в себя, не верили в человека. Гомер просил какую-то богиню, чтобы она помогла ему про Одиссея написать. Он бы и без богини написал!.. но тоже, получается, в себя не верил. Гордились даже, что им боги помогают. Найдут же люди, чем гордиться! – суесловил я по своему разумению. Не мог тогда помыслить выше того, что видимо. Все вокруг жили тогда только по плоти. Понятно, не все, но те, кто жил не по плоти, были мало заметны. Зловония от своих слов я, понятно, не чувствовал. – Единственное, в чём соглашусь с верующими… не хочется переходить в число неодушевлённых предметов, но даже у Ивана Ефремова… – Я намеревался уже перенести тебя в мир любимого писателя-фантаста, как заметил, что ты из-под козырька ладони смотришь мимо меня, и оглянулся.