Читаем И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове полностью

И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Художественно-документальная повесть писателей Б. Костюковского и С. Табачникова охватывает многие стороны жизни и борьбы выдающегося революционера-ленинца Я. М. Свердлова. Теперь кажется почти невероятным, что за свою столь короткую, 33-летнюю жизнь, 12 из которых он провёл в тюрьмах и ссылках, Яков Михайлович успел сделать так много. Два первых года становления Советской власти он работал рука об руку с В. И. Лениным, под его непосредственным руководством. Возглавлял Секретариат ЦК партии и был председателем ВЦИК.До последнего дыхания Я. М. Свердлов служил великому делу партии Ленина. И потому, действительно, нет более счастливой судьбы, чем та, которая легла в основу этой повести.Книга рассчитана на массового читателя.

Борис Александрович Костюковский , Семен Михайлович Табачников

Историческая проза18+

Так уметь объединить в одном себе организационную и политическую работу, как умел это делать тов. Свердлов, не умел никто...

В. И. ЛЕНИН
БОРИС КОСТЮКОВСКИЙ,СЕМЁН ТАБАЧНИКОВИ НЕТ СЧАСТЛИВЕЕ СУДЬБЫ

Повесть о Я. М. Свердлове

<p><emphasis>Часть первая.</emphasis></p><p>ВЕСЕННИЕ МЕЛОДИИ</p>

В первый период своей деятельности, ещё совсем юношей, он, едва проникнувшись политическим сознанием сразу и целиком отдался революции. В эту эпоху, в самом начале XX века, перед нами был тов. Свердлов, как наиболее отчеканенный тип профессионального революционера...

В. И. ЛЕНИН
<p><emphasis>Глава первая.</emphasis></p><p>«Живём? Жи-и-вём!»</p>

По утрам Яков просыпался мгновенно. Словно совсем рядом чиркали спичкой и зажигался огонёк. Пробуждение всегда для него было связано с яркой вспышкой света. И с радостью. Так повелось сызмальства, когда дети Свердловых спали на толстых матрацах в комнатушке, которая служила и кухней, и детской. Мать и отец поднимались очень рано: их «спальня» размещалась прямо в мастерской. Отец чуть свет уже что-то пилил, постукивал, как дятел, молоточком о металл. Мать неслышно приносила воду и дрова, растапливала голландку, и вскоре по полу, где спали дети, разливалось тепло. Может быть, присутствие матери, лёгкие прикосновения её платья создавали такое необыкновенное ощущение счастья? Ему уже чудился обрывистый берег Волги, широко разлившиеся воды, зеленеющие луга, волнами льющиеся солнечные лучи. Откуда мать знала, что Яков не спит, — остаётся загадкой. Наклонясь к нему низко-низко, она шептала прямо в нос:

— Живём? Жи-и-вём! Не притворяйся, я вижу.

Этот материнский нежный шёпот и дыхание, её шершавые от стирки ладони, пахнущие берёзовыми дровами...

Зиновий спал беспокойно, нервно, метался по полу, толкался. Веня вскрикивал во сне. Яков же словно проваливался в бездну всего на одно короткое мгновение, за которым сразу же — свет. И тепло. И солнце. И берег Волги. И свежесть воды.

Живём? Жи-и-вём!

В сущности, что такое каждый новый день? Подарок судьбы. Целый день впереди — ведь это вечность. Его можно прожить скучно, вяло, сонно, без свежего воздуха, без движения, в спёртой от табака комнате, ничего не увидев и ничего не узнав, пропустив возможность совершить добро. А можно прожить этот новый день жадно, растянуть его до бесконечности, не упустить ни малейшего случая принести радость. Тем, кто рядом с тобой. И тем, кто далеко. Если каждый день, даже каждый час жить так, как будто они у тебя единственные и неповторимые, и спешить, спешить делать добро всем, кому тяжко, невыносимо, кто задыхается от нужды и горя, — разве не в этом предназначение истинного революционера? Нет счастливее такой судьбы. Может быть, поэтому Яков и просыпался каждое утро с ощущением бодрости и надежды.

Как-то сплелись воедино детские годы с недетскими делами, уже довольно серьёзными. Чаще других всплывал в памяти Якова Старо-Солдатский переулок, узкий и грязный, двухэтажный домик, где жил Володя Лубоцкий. Якову нравились его карие, умные глаза, густые, зачёсанные назад волосы. Ах, как здорово рисовал Володька! Нижегородский художник Карелин, увидев однажды рисунки Лубоцкого, взялся бесплатно давать ему уроки живописи.

Когда Владимир и Яков вместе, нельзя услышать «я» — только «мы»... Здесь, на чердаке дома Лубоцких, они произнесли торжественную клятву друг другу, что будут верными в борьбе против тирании и несправедливости, против богатых, в защиту бедных. Они клялись для этого не щадить своей жизни.

Тут были и мальчишечья горячность, и совсем немальчишечья серьёзность, и убеждённость в своей правоте, и готовность исполнить клятву немедленно.

Слово «революция» пришло на широкую Волгу, к обрывистым её берегам, в старинный русский город Нижний Новгород, как свежий ветер в знойную погоду. Слова «революция», «рабочий класс», «марксизм» стали то и дело повторять в семье нижегородского гравёра Михаила Израилевича Свердлова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза