Нет, самого Михаила Израилевича политика не интересовала. Он знал одно: для того, чтобы кое-как прокормить, одеть, обуть семью да ещё на «чёрный» день отложить самую небольшую сумму, надо работать. В их роду все были мастеровыми. Далёкий прадед, мещанин из Полоцка, был, вероятно, искусным сверловщиком. От белорусского слова «свердло» произошла их фамилия. Отец научил Михаила своему хотя и не очень прибыльному, а всё-таки настоящему делу: в Саратове у Свердловых была маленькая мастерская по изготовлению штемпелей. Богатыми она их сделать не могла, но худо-бедно прожить можно, были бы только заказы. Но где их взять? Когда Михаил женился, в тесной мастерской Свердловых стало ещё теснее. Кто-то из друзей посоветовал:
— Если к твоему небольшому капиталу прибавить приданое Лизы, то, пожалуй, можно что-нибудь купить под мастерскую где-то в Самаре или Нижнем Новгороде.
Хороший совет — всегда находка. Так молодые Свердловы и сделали. На Большой Покровке, которая вела к нижегородскому кремлю, рядом с трёхэтажным кирпичным домом с узорчатым балконом над парадным входом стояла маленькая одноэтажная пристройка. Здесь и поселились Свердловы.
То, как жила семья, понять было нетрудно. Стоило лишь войти в маленькую комнату, увидеть сидящего над выполнением очередного заказа гравёра или заглянуть за ситцевую занавеску, где располагалось всё его семейство.
Яков был третьим, после Софьи и Зиновия. Михаил Израилевич любил рассказывать о рождении Якова.
— Это было 23 мая 1885 года. Над Нижним разразилась гроза, ветер ломал деревья, срывал крыши, на Волге швыряло из стороны в сторону не только лодки, но и пароходы. Ливень стучал в окна так, что даже дома было жутко. В такую погоду появиться на свет мог решиться только мой Яша, — не без юмора заключал отец.
Дети Свердловых воспитывались в доброй обстановке. Мать с ранних лет приучала к труду и девочек, и мальчиков. Яков и отцу в работе поможет, и печь растопит, и воду принесёт, и пуговицы себе пришьёт, и носки заштопает. Хотя, конечно, мальчишка есть мальчишка. Как-то в доме Свердловых работали трубочисты. Они взобрались по приставной лестнице на крышу. Якова, который среди сверстников слыл «верхолазом», заинтересовало: каким образом трубочисты спустятся с крыши, если лестницу убрать? Он бы, например, спустился по водосточной трубе. А они? Их-то труба не выдержит, пожалуй...
Вечером его позвал отец.
— Как ты думаешь, Яша, зачем приходили к нам трубочисты? — спокойно спросил Михаил Израилевич.
— Трубы чистить.
— Это хорошее дело или плохое?
Яков пожал плечами, он ещё не знал: хорошо это или плохо — чистить трубы.
— Не знаешь. Если трубы не будут прочищены, если забьётся дымоход, дым будет идти в квартиру и все мы можем угореть. Это ты понимаешь?
— Понимаю.
— Значит, доброе дело у трубочистов или нет?
— Доброе. — Яков догадался, куда клонит отец.
— А мешать доброму делу — это хорошо или плохо?
Ответ был ясен.
— Можешь не отвечать, — сказал отец. — Я вижу, что ты понял. Нелегко им, Яшенька. Это для тебя лазить по крышам — забава. А для них — труд... Запомни навсегда: ничего не делай людям во зло.
«Ничего не делай людям во зло». Он запомнил эти слова на всю жизнь.
А ещё запомнилось, как произнёс эти слова отец — в его голосе не было злости, а была обида. Обида за то, что такой поступок мог совершить его сын. От той отцовской обиды веяло теплом и добротой.
Однажды Зиновий, которому уже минуло четырнадцать, пришёл домой, когда стемнело.
— Где ты был? — спросил отец.
— На промышленной выставке. Между прочим, все уважающие себя хозяева имеют там киоски. Кроме, конечно, нашей почтенной фирмы.
Михаил Израилевич рассердился:
— У твоего отца такая фирма, в которой хозяин — сам мастер, сам же работник и сам же счетовод. Мои помощники, дай им бог здоровья, хорошие люди, но так, как я умею работать, они ещё не умеют. Могу я разорваться на две части — одна здесь, другая на ярмарке? Этим талантом меня господь не наградил. А мой сын предпочитает бегать по ярмарке, вместо того чтобы учиться честному и красивому ремеслу.
— Между прочим, — подлил масла в огонь Зиновий, — в Бразильском пассаже ещё есть свободные киоски. Я узнавал. Можно снять — недорого возьмут.
Как ни сердился Михаил Свердлов, всё же на следующий день отправился в Бразильский пассаж. Киоск, который он снял, не был шикарным, однако вывеска о гравёрных и печатных работах выглядела довольно солидно. По своим размерам не уступала другим «солидным» вывескам. Для пущей важности она сообщала, что «фирма» (ни больше ни меньше) существует с 1881 года... По мнению хозяина, это должно было произвести впечатление.