Я как тот заяц из сказки, думала угрюмо, нашлепывая на ломоть батона, смазанного маслом кружки докторской колбасы. Как тот заяц, который последним к раздаче пришел. Зайцу достался куцый хвост, а мне мать с куцыми материнскими чувствами, а может быть и совсем без них. Разве можно с ней делиться чем-то, что-то о себе рассказывать, когда она ничего не слышит, всегда занята лишь собой, любимой? Своей внешностью, своими делами, своею жизнью. Только делает вид, что озабочена проблемами других. Со своими клиентками так прямо психотерапевт какой-то. Часами задушевным голосом беседует с ними по телефону! Послушать ее – сама доброта. А на самом деле, она просто боится потерять клиентуру. Только поэтому и выслушивает их жалобы и дает советы. Попробуйте то, попробуйте это… Что нужно делать, чтобы сохранить молодость. Как будто что-то может ее сохранить! Видела Вероника этих теток, изредка приезжающих на крутых тачках к ним домой, никакие кремы и примочки большинству из них уже не помогут.
Так же как и самой матери, которая два раза в неделю принимает омолаживающие ванны с маслами и травами, через день накладывает на лицо маски, а по выходным полдня проводит перед зеркалом. Все равно, возраст виден. И главное, для кого все это, спрашивается?! Всю жизнь одна. Мужчины рядом с ней надолго не задерживаются. Эгоистка. Хотя были же, наверное, совсем неплохие среди тех, что попадались матери на пути. Дольше других продержался дядя Ваня, прожил с ними то ли два, то ли три года. Веселый был. Заботливый. Веронике нравился. Когда, случалось, он выходил из дому, а она играла с девчонками во дворе, обязательно кивала в его сторону и говорила безразличным голосом: вон, мой отец пошел. Наверное, от того, что у всех вокруг были отцы, ей тоже хотелось его иметь, пусть будет и ненастоящий, а все-таки папа. Дядя Ваня был рабочим, и внешность у него была самая обыкновенная, но с ним было легко. Он умел приготовить обед, помогал делать уроки, занимался с ней математикой, покупал игрушки. Но в один прекрасный день, вернувшись из школы, Вероника увидела, что его вещи стоят в коридоре. Два старых чемодана. Он улыбнулся ей виноватой улыбкой, развел руками, пробормотал что-то вроде – такие, вот, случаются дела, – и ушел. Мать крикнула вслед: «Скатертью дорога!» Вероника не посмела спросить у нее, что случилось, из-за чего они рассорились, слишком гневный был у той вид. В такие минуты к ней под руку лучше было не соваться. Через несколько лет, Вероника встретила дядю Ваню в гастрономе. Он стоял в очереди в кассу, держа за руку маленькую девочку, время от времени наклонялся к ней и что-то говорил. Увидев Веронику, слегка растерялся, и явно не хотел, чтобы она подходила. А она и не собиралась этого делать. Поздоровавшись кивком, прошла мимо. Потому что на тот момент он был уже совсем чужой человек со своей чужой жизнью. Рядом с дядей Ваней с озабоченным видом копалась в сумке полная женщина в балахонистом плаще с химической завивкой на голове. Наверняка, жена. Ее и симпатичной трудно было назвать, а вот же, с первого взгляда ясно было – здесь семья. То, чего у нее, Вероники, никогда не было.
Мать об отце никогда не рассказывала, «ошибкой юности» как-то назвала. Кто такой, сколько ему было лет, когда они познакомились, работал он, или может быть, тоже был студентом – ничего этого Вероника не знала. Расспрашивать мать было невозможно. Но выводы напрашивались сами собой. Если папаня Вероники был «ошибкой», то и она, вероятно, тоже была ошибкой, нежеланным ребенком. Иначе как объяснить, что все раннее детство, до школы, Вероника прожила в деревне у бабушки? Она помнила, как ждала мать по субботам и воскресеньям. Выходила на дорогу, и никто и никакими силами не мог ее оттуда увести. Стояла часами у забора и смотрела вдаль, ожидая, когда из-за поворота улицы появится такая родная, такая знакомая фигура. Мать была городской, необычной на фоне их скромной деревенской жизни. С ее появлением исчезала тоска и чувство заброшенности, которое знакомо было Веронике, наверное, с самого рождения. Но счастье ее длилось недолго – через день-два мать снова исчезала, оставив после себя приятный запах духов и пакет с конфетами на столе. Но когда пришло время идти в школу, она все-таки забрала Веронику к себе. Бабушка настояла. Вероника подслушала их разговор, ничего не поняла, но бабушкины слова о том, что «на всю жизнь несчастны те дети, что не знают матери, пусть хоть во дворцах живут».
Дворец – это было из сказки. И городская квартира матери показалась ей после бабушкиного старого дома сказочной. Вероника долго и с восхищеньем разглядывала спальню матери, которая просто поразила ее воображение – огромное зеркало, большая кровать, застеленная красивым покрывалом, маленький столик в углу, на котором перед зеркалом, удвояясь, множась в стекле, теснились красивые бутылочки и баночки. Впрочем, подходить к столику мать не разрешила.