Влад звонил несколько раз. Спрашивал, как дела. Она была бы и рада что-то рассказать, только рассказывать было нечего. Похоже, он испытывал те же затруднения, когда она спрашивала, как он провел день. Работа. И у меня работа… И хотя разговор то и дело пресекали долгие паузы, она с нетерпением ожидала следующего звонка. Вспоминала его каждый день и чем дальше, тем чаще. Скучала уже, хотя Байкера никак нельзя было назвать ее парнем. Она ничего толком и не знала о нем. Ну, байкер. Живет в другом городе. Чем занимается, непонятно. Говорит, делает какие-то проекты. Что-то связанное с компьютерными играми. Да и что было между ними? Абсолютно ничего. Две ни к чему не обязывающие встречи, во время которых они и не говорили — то толком. Шутили, смеялись. Целовались. Тогда она постоянно ощущала какую-то странную внутреннюю скованность, которая не давала ей возможности говорить и делать то, что хотелось.
Почему? Да потому что он ей очень понравился. Когда кто-то нравится до такой вот степени, то как по льду идешь, осторожно нащупывая дорогу, боишься провалиться. Боишься оттолкнуть неловким словом, неправильным поступком. Еще не знаком с человеком толком, но он уже дорог. И так страшно его потерять… Но и надежда есть. С Владом не то, что с Лёней. Отношения с Леней это тупик. Он ни разу ей не позвонил, хотя и обещал. Скорее всего, уже нашел ей замену. В больнице столько медсестер… С другой стороны, где гарантии, что и у Байкера никого нет? Вполне возможно, что пока она тут выплясывает, полураздетая, перед пьяными итальяшками, он спит с какой-нибудь свирепой байкершой с широкими бедрами и крепкими ногами. Эта мысль почему-то будила в ней ревность. Она старалась не думать о том, как все это может происходить. Однозначно не хотела, чтобы у него кто-то был. Хотя наверняка кто-то был. Мужчины без этого не могут. Скорее бы домой…
Но слухи о том, что они остаются в этом клубе сверх контрактного срока, в конце концов, подтвердились. Клубу понравились их выступления, которые привлекали много публики.
— Предлагают продлить контракт еще на месяц, — собрав их за кулисами, возбужденно сообщил Петр Петрович. — Думаю, надо соглашаться. Нет, что ни говори, а Рим замечательный город!
— Лучше, чем ваша любимая Венеция? — поддела его Карина.
— Не всегда получаешь то, что хочешь, — кисло улыбнулся Петр Петрович. — Вот, если заработаем хорошо, возможно, совершим туда экскурсию в феврале или в марте…
— Какой март? — вскочила со своего места Вероника. — Мы же к концу января должны быть дома!
— Надо работать, пока есть возможность.
— Но у меня учеба.
Петр Петрович пожал плечами.
— Вас предупреждали, что поездка может затянуться, вы согласились в случае необходимости задержаться дольше оговоренного контрактом срока. Следует внимательно читать документы, которые подписываете. Надо было заранее со своей учебой разобраться. Надо было взять академический отпуск или договориться как-то…
Легко сказать, договориться! Но не бросать же все, в самом деле, и не лететь домой одной, даже если ждешь — не дождешься, встречи с Байкером. Деньги платят, придется задержаться.
Вероника задумалась.
Не хотелось лишний раз беспокоить мать, но, видимо, придется. Просить больше некого. Конечно, и Полина может написать от ее имени заявление, но как отнесутся к этому в деканате? Нет, мать — это надежнее. Да и связи у нее везде, наверняка, есть и в университете. Иначе как бы она, Вероника, учившаяся в школе, прямо скажем, неважно, вот так взяла и с первого раза поступила? Да, мать может все уладить. Напишет от ее имени заявление с просьбой дать возможность сдать экзамены зимней сессии в летнюю. По семейным обстоятельствам.
Вероника посмотрела на часы — учитывая разницу во времени, а также то, что мать рано ложится, звонить сегодня уже не стоит. Она сделает это завтра с утра.
Отработав свой номер, она отправилась в гримерную, снять грим и переодеться. Пока танцуешь, жарко, а выйдешь в коридор — холодно. Недолго и простудиться. В коридоре ее остановил какой-то мужчина с небольшим букетом в руках и, улыбаясь во весь рот, начал что-то быстро говорить по-итальянски. Она уловила: ma bella… красавица, то есть. Он протягивал ей цветы и какую-то коробку. Вообще-то принимать от поклонников подарки не то, чтобы запрещалось, но не рекомендовалось. Это могло повлечь за собой всякие осложнения. И разговаривать тоже не рекомендовалось. Впрочем, Вероника и не собиралась. Только такого поклонника ей и не хватало — толстого с лысиной в полголовы, липучего и болтливого. Он загораживал проход, не давал ей пройти, все улыбался и совал в руки свою коробочку — духи, наверное. До чего они назойливые, эти итальянцы! Вероника оглянулась. Как назло в коридоре никого не было.
Что было потом, она не помнила.