— Учитель и дети это одно целое, если хочешь знать. И это целое называется школа. Как можно не думать о детях?
— О детях они, Евгения, как раз думают. Но думают не обо всех детях, а только о своих. И для них, для своих детей строят отдельные школы. На Горке школа стоит, в ней и бассейн с подогревом и теннисный корт, а что там внутри, трудно даже представить. Вот там учителя получают значительную надбавку, да. Но всем такие супер-условия создать невозможно даже при очень большом желании, в стране денег не хватит.
— Среди этих богатеньких отпрысков есть такие детки, как их ни учи, все равно толку ноль, — вздохнула Машкина. — Были на практике, видели. Они и не напрягаются, поскольку знают, что мама с папой им и так любой диплом купят.
— Не говори, чего не знаешь. Там лучшие учителя города работают, — возмутилась Лариса, у которой сестра как раз в этой школе на Горке и училась. — И там не смотрят, кто твой папа или мама. Там у всех папы-мамы. Еще как двойки ставят… и задают больше, чем в обычных школах. Два иностранных языка учат.
— А те, кто еще выше, — не слушал их и, все так же тыча пальцем в потолок, гнул свое Михальянц, — те вообще своих детей за границу учиться отправляют…
— А сам ты разве не туда же лыжи навострил? — насмешливо поинтересовалась Лариса.
— Я виноват, что ли, что у меня вся семья выезжает? — обиделся Михальянц. — Мне что, одному здесь оставаться, да? Ты бы осталась одна, если бы вся твоя семья выезжала?
— У нее как раз все наоборот, — ухмыльнулся Петров. — У нее семья остается, а Лариса выезжает.
— А тебе-то откуда это известно? — вспыхнула Лариса.
— Слухами земля полнится… — ответил туманно Петров. — Но даже если ты и не собираешься покидать родные края, школа тебя не привлекает, верно?
— Не привлекает, — отрезала Лариса.
— А зря, — покачал головой Петров. — С твоими организаторскими и дипломатическими талантами из тебя бы классный директор школы получился.
— Отстань, — страдальчески сморщила нос Лариса. — Это по тебе школа плачет.
— А по ней — ресторан, — хихикнула Машкина.
— Ладно вам, — примирительно произнесла Лиза. — Доплывите сначала до последней сессии, а потом уже будете решать, куда идти работать. Скорее всего, каждый попадет не туда, куда хочет, а куда возьмут.
— Вот именно, — поддакнул Лешка.
— Девчонок замуж возьмут, ну, тех, кому повезет, а парней в армию. Так что и спорить больше не о чем, — заключил Федька Наливайко. — Берите пример с Сабанинских парней, они отрываются по полной, пока мы тут дебаты разводим.
— А вы заметили, — сказала Машкина, поворачиваясь лицом к танцующим, — что Инна ни одной девушки на свой день рождения не пригласила? Ну, кроме нас, с кем учится?
— Похоже, подруг у нее не имеется, одни друзья, — пошутил Михальянц.
И в самом деле, удивилась Лиза. Приглашенных помимо группы, было довольно много, но все — парни. С одним из них Лиза даже танцевала. Симпатичный, с юридического, Николай. Но особенным успехом у этих парней пользовалась, конечно же, Вероника. Сегодня она была блондинкой и от того казалась еще красивее, чем обычно.
20
На всякий случай, чтобы не отвечать на все эти «куда, зачем и почему», чтобы не рассказывать о кастинге, Вероника улизнула из дому, когда на часах не было и восьми. По воскресеньям мать обычно спала до половины девятого, а то и до девяти. Но мало ли что, вдруг именно сегодня ей приспичит вдруг встать пораньше? Обстановка в доме после позавчерашней ссоры была напряженная. Из-за какого-то пустяка, из-за этого долбанного парика поднять такой шум! По поводу набора дорогой косметики, мать и слова не сказала, а за то, что надела парик, отчитала по полной программе. Прямо в лице изменилась, когда увидела его на Веронике. Но не снимать же его было перед входом в квартиру! И уж тем более, еще раньше, в такси. Один из парней, с которым она познакомилась на дне рождения, — Николай, что ли? — под конец вечеринки вызвал по телефону машину и предложил подбросить домой и Веронику, попутно, за что она была ему так благодарна, что позволила даже себя поцеловать. Точнее, они долго целовались. Всю дорогу, от начала до конца, если уж честно говорить. И обнимались. И оба уже так завелись, что неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы машина вдруг не затормозила у подъезда Вероники. Если бы шофер не сказал: приехали. Вероника точно выпила лишнего на этом дне рождения. Долго не могла попасть ключом в замок, руки не слушались, а когда открыла, наконец, дверь, мать, рассерженная тем, что ее опять подняли среди ночи, стояла прямо перед нею в прихожей. В своем голубом пеньюаре. И со своим самым неприятным выражением — глаза прищурены, губы в линию сжаты.
Впрочем, ладно, проехали. Нечего концентрироваться на плохом. Особенно перед таким важным просмотром.