Чувство вражды было настолько сильное, что оно заглушило все остальное, все человеческое?
Кто мог так ненавидеть Журавля?
Нина Барвинок?
Килина Сергеевна сначала считала, что именно она.
Но все говорит за то, что Нина искренне любила Антона Ивановича. Угнетенная тяжелым положением в своей семье, она тем не менее сохранила душевную мягкость, доброту, проявляющуюся во всем ее облике.
Это — по логике. А что касается фактов, то установлено, что Нина возвратилась домой в тот вечер не позже девяти часов.
Теперь у Дмитрия Ивановича на подозрении оставался Павленко.
Когда ушел из квартиры Журавля Вячеслав Адамович?
До сих пор это не установлено. Если верить показаниям жены, то примерно в то же время, что и машинистка, или даже раньше. Но можно ли принимать на веру эти показания?..
Сейчас в свете новых фактов вызывало удивление то, что раньше казалось естественным: внезапный отъезд Павленко в командировку.
Так получилось, что в тот вечер из командировки возвращался сосед Павленко — капитан, снимавший квартиру на этом же этаже. Офицер и стал свидетелем странной сцены на лестничной площадке.
Не придавая никакого значения увиденному, решив, что сосед просто пьян, даже не успев поздороваться, так как тот моментально исчез с площадки, капитан зашел в свою квартиру.
А для Коваля этот эпизод имел теперь немаловажное значение. Что же делал Вячеслав Адамович в начале двенадцатого, как утверждает офицер, под дверью Журавля?
Уходил ли он из квартиры соседа или возвращался в нее? Если уходил, то почему оказался в нижнем белье и халате? В таком виде в гости не ходят. И Барвинок свидетельствует, что Павленко в тот вечер был одет как обычно, в свой неизменный кримпленовый костюм коричневато-бурого цвета. Кто знает, возможно, он что-то забыл у Журавля и, вспомнив, хотел забрать, но пьяный хозяин квартиры уже спал и не впустил его.
Многое позволяет допустить последний факт, установленный розыском, — звонок Павленко в аварийную Киевгаза. Но это еще не прямое доказательство преднамеренного убийства. Ведь Павленко может заявить, что это у него, в его квартире, просачивался газ, и поэтому решил позвонить в аварийку…
«Кстати, тут и наша недоработка, — подумал полковник, — нужно было проверить техническое состояние газовой плиты и на кухне у Павленко, чтобы лишить его возможности такого заявления. Но так или иначе — факт многозначительный и послужит отправной точкой для следствия…»
Однако никто не знает, что происходило у Журавля после ухода Нины Барвинок… И очень важно, когда же все-таки ушел Павленко и в каком состоянии был в это время Журавель.
Мог ли Павленко находиться у своего соседа до того времени, когда его увидел у двери капитан, если Нина ушла в восьмом или в начале девятого?
По словам машинистки, она поставила полный чайник на плиту, принесла чашки на стол, но не стала ждать, пока вода закипит, и ушла домой. Журавель и Павленко, по ее свидетельству, пили коньяк, которым угощал Антон Иванович. Журавель пил много и пьянел. Павленко пил мало, был мрачен и молчалив, листал рукопись своего коллеги о новом открытии, которое тот собирался опубликовать в журнале и представить ученому совету института.
Сколько времени мог кипеть чайник, сколько времени собеседники могли ждать кофе? Коваль провел небольшой эксперимент. Чайник на небольшом огне закипал за одиннадцать минут, выкипал полностью за тридцать — тридцать пять, на сильном же огне кипел бурно, и вода, выплескиваясь, заливала горелку.
Оставил ли Павленко квартиру до того, как вода залила горелку и в помещение пошел газ, или позже, уже почувствовав запах газа?
Барвинок определенно ушла раньше.
Свалился ли пьяный Журавель на диван и уснул еще при Павленко или после его ухода?
Но как это все установить?
Да, зыбко, все очень зыбко. Мысли Коваля были сумбурными, и завтрашняя беседа с Павленко представлялась ему самым трудным допросом за многие годы службы. Он всегда исходил из того, что человек по природе своей добр, и злая воля в нем пробуждается под действием сложных, часто противоречивых, иногда непредвиденных обстоятельств, с которыми один справляется, а другой безвольно подчиняется им, не препятствуя поднимающимся в его душе, с самого ее донышка, низменным инстинктам: жадности, зависти, ненависти.
Завидовал ли Антон Журавель Павленко?
Вряд ли. Чему он мог завидовать? Неожиданным идеям, которыми, казалось была полна голова Вячеслава Адамовича, но которые, не получив конкретного выражения, так же неожиданно и быстро угасали?