И никого не стало…

Никита оттолкнулся палками, перехватил их в левую руку и поехал вниз, расставив ноги. Страх теснился в голове, но он сдавил ему горло. Вскинул «ярыгина» правой рукой, ловил в перекрестье прицела вожака стаи. Он видел, как волк попятился, злобно зарычал. Засуетилась вся братва, одни отпрыгнули, другие встали в стойку. После первого же оглушительного выстрела волки заметались. Прыгнул в сторону вожак, но вторая пуля угодила ему в «филейную часть». Он рухнул на задницу и завертелся, жалобно скуля. Третья пуля пробила череп и швырнула в снег. Еще два выстрела учинили панику в волчьих рядах. Серые хищники убегали прочь, оглашая окрестности скулежом и рычанием. Пропадали между деревьями. С одного сочилась кровь, он бежал, подволакивая ногу, оставляя за собой красную дорожку…

Но все это было лишь тщетным сотрясанием воздуха. Никита отшатнулся от трупа Валентины Максимовны Лужиной. Такого зрелища он еще никогда не видел. Диковато поверх ее одежды смотрелось пальто долговязого депутата Аврамского. Сомнительно, что оно ее грело при жизни. Женщина лежала, разбросав руки, ледышки глаз матово поблескивали сквозь опущенные веки. Все ее горло и большая часть подбородка были обглоданным кровавым месивом – вывернутые ткани, переломанные кости. От правой руки осталась лишь жалкая культя, из которой торчало несколько жил.

Спустились вниз и Андрей с Ксюшей. Он бледнел и грыз губы, Ксюшу тошнило. Никита попятился от окровавленных останков, с трудом оторвал от них взгляд, бросился к прокурору, валяющемуся неподалеку. Иннокентий Адамович относительно не пострадал, лишь из рукава был вырван клок ткани вместе с частью руки. Он лежал на боку, в скрюченной позе, поджав ноги, погруженный в снег большей частью лица. На физиономии, той ее части, что просматривалась, застыло какое-то нелепое умиротворенное выражение. Вот и кончились, дескать, страдания. Никита было дернулся, чтобы проверить пульс, но опомнился: какой, к лешему, пульс? Реконструкция событий не составляла труда. Обмороженные, смертельно уставшие, они не оставляли попыток развести огонь. Но тут напали волки, и остатки адреналина погнали прочь. Упали с горки – и все. Ни подняться уже не могли, ни бояться дальше. Лежали в отупении, расслабленные, равнодушные ко всему, потихоньку съедаемые холодом. Сначала отмирали конечности, потом орган за органом, а волки по велению вожака терпеливо ходили кругами, поджидая, пока еда приготовится…

Никита плохо помнил, как они бежали к машине, как удивлялся себе под нос и вздрагивал Андрей, как икала и чертыхалась Ксюша. Как звали, активно используя ненормативную лексику, своих трусливых друзей человека. Собаки пришли с поджатыми хвостами и такими покаянными мордами, что у Никиты и Андрея не хватило духу устраивать им разнос. Зато уже в теплом салоне, когда «Петрович», развернувшись, покатил обратно, голова заработала с пронзительной ясностью. Это непотребство пора было кончать. Он уже представлял, как это можно сделать без потерь и по возможности выполнив хотя бы часть миссии. Обкатывал в голове последние штрихи. Он заставит это зло признаться. Извлек обойму, в которой не хватало пяти патронов, выкопал из бардачка коробку с боеприпасами, принялся под удивленным взглядом крутящего баранку соучастника пополнять ее. Затем достал компактную видеокамеру «Сони», сунул Ксюше. Идея выглядела сносно, он верил в успех, однако понятия не имел, что поджидает их в доме, это сильно тревожило.

Поддерживать конспирацию смысла не было. «Петрович» раздвинул ворота и въехал на территорию бывшего особняка почившего криминального авторитета. Дом стоял – унылый, начинающий ветшать, под напором свирепого северного ветра. Андрей заглушил мотор, удрученно мотнул головой.

– Все идем?

– Все, – кивнул Никита. – Кончилась наша детская конспирация. Диану с Крюгером оставляем в машине, нечего им там по дому рыскать. Не замерзнет твоя техника за час-другой?

– За час не замерзнет, – подумав, сообщил Андрей. – За другой – не знаю.

– Достаточно. Ну, с богом, славяне. Там сюрприз на крыльце, Андрюха, ты лучше глаза отведи…

Никита первым вошел в особняк, обнажив «ярыгина». Волновался не напрасно, нервы натянулись, дребезжали. Больше часа их не было в доме, и тут могло случиться всякое. И, кажется, случилось! Никита заскрежетал зубами от отчаяния. И какого черта он все распланировал?! У подножия мраморной лестницы лежало тело в распахнутой колхозной телогрейке и эксклюзивном костюме от Армани. Это был адвокат Чичерин. Что-то зажужжало под ухом: Ксюша, не спрашивая разрешения, начала съемку, ну, это чересчур… Никита шикнул на нее злобно и, прижимая палец к спусковой скобе, чтобы не надавить от злости на спусковой крючок, бросился к лестнице. Опустился на колени перед распростертым телом. Из-под затылка Генриха Павловича вытекала кровь, и, судя по размеру лужицы, вытекала давно. Глаза его были закрыты. Он потряс его за плечо, словно будить собрался. И чудо! Адвокат вздрогнул, открыл глаза, они отправились блуждать по пространству. Лицо перекосилось от боли.