Читаем ...И никто по мне не заплачет полностью

Несколько дней спустя Лео свел знакомство с его величеством Алкоголем. Впервые напился. То есть после конфирмации он, собственно, тоже был под хмельком. И даже очень. Господин Леер был крестным отцом, и хозяин «Старых времен», у которого они ели конфирмационные сосиски (Лео съел семь штук), пожертвовал мальчику полштофа молодого вина, а когда Лео развеселился, еще и полкружки мартовского пива. Все это вместе, вернее, то, для чего уже не нашлось места на конфирмационном костюме, Лео возвратил тощему трактирщику у самой двери. Он как сейчас помнил, что тогда словно бы уже умер. Но господин Леер сказал:

— Не беда, это обязательно при конфирмации.

Благодарю покорно!

Фирма Вертеле получила заказ — заменить в подвале старой королевской резиденции давно разъеденную сыростью проводку. Накануне хозяин все осмотрел вместе с господином Шалерером и все с ним обсудил.

В восемь утра Лео выкатил ручную тележку, погрузил на нее медные трубки Бергмена, четыре мотка изоляционной ленты, полмешка гипса, три сумки с инструментами, а также две стремянки и отправился в резиденцию. Ганс с экскурсионным велосипедом и младший монтер, необыкновенно ловко вдыхавший лесной озон из внутреннего кармана своей куртки — он туда засунул ингалятор, — уже дожидались его у мрачного портала возле полинялых львов.

Они разгрузили тележку, и старик смотритель пошел с ними в некогда королевский погреб, где пахло сыростью и историей. Все трое сначала сорвали износившуюся проводку. Затем Лео должен был длинным долотом пробить отверстие в стене. А стена была толщиной по меньшей мере с метр.

К обеду он с этим покончил и съел десятипфенниговый томатный сырок, последнее время очень ему полюбившийся. Младший монтер ингалировался, а Ганс жадно выковыривал алюминиевой ложкой жирный картофельный салат из банки. При этом он рассказывал, что его любви к Эмме мешает соперник. Продавец носков, последнее время работающий рядом с кондитерским магазином его невесты, владелец мотоцикла с баком вместимостью сто кубических сантиметров. Съев свой салат, Ганс поведал Лео, какую штуку он собирается устроить этому типу. Да, Ганс был малый не промах, что и говорить! Лео уже сейчас жалел ничего не подозревающего соперника. Ганс еще изо всей силы стукнул своего нокаутированного невидимого врага по купеческому носу и сказал:

Ну что, голубок, сыт теперь?

После обеда Лео заделал пролом. Но в старинном погребе имелось множество переходов и разгороженных помещений. Два или три принадлежали придворной аптеке. В одном из них младший монтер, отправившийся с карманным фонариком на разведку, обнаружил полки, уставленные пропыленными бутылками и флакончиками. Он немедленно привел Ганса, чтобы тот высказал свое мнение— не вино ли это. Ганс сказал:

Это вино, чтоб я так жил.

Тогда господин Шалерер сбегал за старым смотрителем и объявил, что ему необходимо вести провода через это помещение.

К сожалению, именно здесь проходит цепь тока.

И старик принес ключ, в получении которого Ганс должен был расписаться.

Только бутылок не трогайте, — сказал старик, — я за них в ответе.

О бочонке он словом не обмолвился.

Младший монтер отвинтил несколько гаек и обнаружил оконце, выходившее в тихий двор и запертое только на засов. Он украдкой этот засов отодвинул и... на сегодня закончил работу. Ганс давно уже все понял, опять затрясся от сдерживаемого смеха и немедленно сообщил Лео о своих планах.

Через час, в течение которого они обсудили все до последней мелочи, а господин Шалерер успел сбегать в близлежащую рабочую столовку и принести оттуда восемь пустых бутылок из-под пива, вся троица отправилась во двор. Стояла тишина, и только окна осиротелого парадного зала остекленело глядели на двор и на этих троих.

Господин Шалерер обмотал грудь Лео толстенной проволокой, затем они спустили его через оконце в темный погреб. У Лео была с собой пустая банка из-под Гансова картофельного салата, он должен был нацедить в нее жидкость из старого бочонка и даже продегустировать ее, чтобы узнать, что это такое. А восемь пивных бутылок наполнить самым лучшим вином. Краны бочек, по мнению господина Шалерера, ему следовало слегка стукнуть снизу, чтобы легче отворачивались.

Живо очутившись в погребе, Лео направил лунно-бледную молнию карманного фонаря на первую бочку — на ней было что-то написано мелом. Деревянная затычка приклеилась, но он по ней стукнул, и она сравнительно легко отвернулась. В живот монтерского ученика закрался щекочущий страх. Из крана в банку хлынула густая красная кровь. Лео попробовал. Сладок и клеек был этот сок, от него набегала слюна. Наверно, надо глотнуть побольше. Да он еще, оказывается, и теплый! Ох, хорошо! Первый сорт! Разогнувшись, вор натолкнулся на полку с бутылками. Таинственный звон прошел под сводами. За окном прошипели:

Идиот!

Мальчик затаил дыхание. Надолго, он ведь был здорово натренирован. Нет, никто не идет. Потом сделал еще один спасительный глоток. Бог ты мой, из бочонка лилось счастье. Лео тихонько рассмеялся. Две черные головы показались в окне:

Что там, старик? — взволнованно прохрипел Ганс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза