...И никто по мне не заплачет

— Знаешь, она сама за себя платит,— пояснил Лео как бы мимоходом, но все-таки для перестраховки, лон явился клиент, и Биви пришлось вернуться в салон, так как Лехнер уже сердито выглянул в дверь — он не терпел посторонних разговоров в рабочее время.

Когда Лео поднимался по лестнице в свою квартиру ему встретился незнакомый человек среднего роста, который с любопытством на него посмотрел. Лео добродушно ему кивнул и, пустившись бежать через три ступеньки даже не обратил внимания на ответный кивок.

В кухне на табуретке лежала непромокаемая куртка Бабушка стояла у плитки и пальцами пробовала, нагрелась ли уже вода для мытья посуды. Не оглянувшись, она сказала внуку усталым голосом:

Здесь был дядя Конрад, он тебе куртку принес.

Дядя Конрад среднего роста?—поинтересовался Лео.

Да,— отвечала бабушка.— А что?

Значит, это я его встретил на лестнице,— отвечал Лео, а бабушка сказала еще:

Все может быть.

На какую-то секунду юноша подумал о своей матери и уже совсем было собрался спросить о ней бабку, но счел за благо рассмотреть подаренную куртку. Она была ему велика. Но если переставить передние пуговицы, то еще куда ни шло.

Он отрезал большие роговые пуговицы и переставил их. Куртка теперь сидела вполне прилично.

Молодой человек в зеленой куртке выглядел довольно смешно. Но на каждый день сойдет. В конце концов, он ведь только безработный...

Обшарив все карманы — а вдруг где-нибудь завалилась монетка,— он взял свою толстую книгу и придвинул табуретку к балконной двери. На улице медленно темнело,

но бабушка зажгла лампу, только когда уже совсем ничего не было видно. Ей приходилось экономить.

Безнадежное настроение вместе с серыми сумерками пришло в неуютную кухню. Хоть в петлю лезь, подумал Лео. Самое подходящее настроение, чтоб повеситься. Слава богу, что в нем жило щекочущее счастливое чувство, вызванное новым знакомством.

Бабушка принялась барабанить пальцами по пустому столу, за которым теперь сидела молча, неподвижно. Печальную мелодию забвения.

Лео как-то слышал, что есть скрипичная пьеса, вернее песня, сочиненная неким цыганом, по имени, кажется, Буланже или вроде того, под названием «Печальное воскресенье». Под звуки этой песни в Будапеште будто бы наложили на себя руки шесть женщин. Лео вдруг вспомнил об этом. Как бы ему хотелось послушать эту песню. Он спросит маленького трубача в «Маскотте», может быть, он ее знает. Маленький трубач, наверно, знает и что такое «фабрикант ангелов». Лео завязал узелок на платке, чтобы не забыть завтра спросить его. Затем стал читать и читал, покуда не заболели глаза.

Это была странная книга.

Кругу друзей юности из дома № 46 опять суждено было уменьшиться. Рупп меньшой, ученик-телеграфист, на третий год своей службы был откомандирован в Бремен. Все произошло быстро. Ему предстояло пройти курс радиотелеграфии продолжительностью 18 месяцев. В ту субботу, когда Лео должен был встретиться со своей знакомой велосипедисткой, Рупп меньшой уезжал.

Старый Рупп, присяжный циник, по этому случаю пригласил к себе на небольшой прощальный ужин Лео, Биви и Наци. «От-та-та»,— сказал он, когда фрау Рупп принесла торт и кофе в крохотных китайских чашечках с тонюсенькими ручками. Лео, увидев эти чашки, сразу понял, что разобьет одну из них. Такая уж у него судьба.

Когда старые Руппы вышли на минуту, Биви сказал:

Значит, первое, что ты нам передашь по радиотелеграфу,— это как обстоят дела в Бремене.

Итак, чокнемся,— сказал Наци Кестл, они сблизили тонкие чашки, и та, которую держал Лео, тотчас же разбилась. Это уже был рок. У Лео мороз пробежал по коже.

Но Рупп меньшой мгновенно схватил разбитую чашку, £Унул ее в карман брюк и юркнул в соседнюю комнату. 1 ам он взял из дубового буфета новую чашку — сервиз был на двадцать четыре персоны.

Когда чета Рупп вошла в комнату, все громко смеялись.

Это была последняя дружеская услуга, которую Рупп меньшой мог оказать Лео. Когда они прощались у дверей квартиры, Лео сказал другу своей юности странным голосом:

Желаю тебе всего, всего хорошего в жизни.

Дурень ты, да я же скоро вернусь,— ответил тот и ласково хлопнул его по животу.

— Да, да, конечно,— пробормотал Лео,— ты вернешься.

И он быстро пошел вниз по лестнице. Там, где на стене был намалеван портрет апача Ванагу, он на секунду задержался, обернулся и тихо произнес:

Прощай, прощай, старый друг!

Дверь за ним захлопнулась.

В праздничных жилетах и победоносных галстуках стояли Биви и Лео вечером у ворот выставки. На Лео был его полосатый костюм, и Биви успел еще на скорую руку его побрить. От Лео так и разило сиренью.