...И никто по мне не заплачет

Когда они выходили, один из игроков, тот, который получил удар коленкой, бросил на них беглый взгляд и скучливо пробормотал:

Полушелк.

Фанни повисла на руке Лео и так шла с ним по всему городу. Благодаря пиву, которое потихоньку оплатила его новая подруга, Лео был довольно храбр. Долго терзавшая его печаль ушла, ему теперь все было трын- трава, словно уже началось светопреставление. У главного почтамта он дерзко поцеловал Фанни. Она при этом пошевелила языком. Какое-то время его подташнивало.

Но когда они шли по темной лужайке, Лео опять остановился, чтобы поцеловать Фанни. А когда поцеловал, Фанни нагнулась, подняла заколку, которая выскочила у нее из прически, и почесала ею в голове. Затем она сказала:

Рискнем, а?

Лео сразу понял, что она имела в виду. Он повиновался быстро и механически. Словно все делал другой, за которым Лео частенько наблюдал и которым должен был сделаться сам. Тот другой стащил с себя куртку, положил ее на землю и сказал Фанни:

Ну что ж, можно!

Молодой человек без куртки с удивлением качал головой — чего только, оказывается, не знает этот Леонард Кни и чего только не умеет. Да, собственно, это очень просто. Конечно, и Фанни со своей стороны все знала, что и говорить.

Когда все было кончено, а кончилось это очень скоро, Леонард Кни поднялся и при всем желании не мог бы сказать, было что-нибудь вообще или не было. Вот оно, значит? Да это ведь нуль. Господи ты боже мой, а сколько шуму поднято! Из-за такой ерунды, право же, не стоит дальше жить.

Даже лавина не накатила, подумал Лео.

Разочарование наполнило Лео холодом, словно внутри его всего прополоскали ледяной колодезной водой.

Фанни встала и подала ему его зеленую куртку. Затем она поправила прическу и сказала:

Свежо становится.

Пройдя несколько шагов, она опять остановилась, при жала руку к животу и с нехорошим лицом призналась:

Опять наелась чечевицы, а с моим животом ее бы не надо жрать.

Любовь и чечевица! Лео снова ощутил тошноту.

Но когда Фанни около доходного дома с отбившейся во многих местах штукатуркой сказала, чтобы он приходил на следующей неделе, Лео уже знал, что, несмотря на свое отвращение, придет. Он ведь был совсем один теперь. Последний из друзей его детства, Наци Кестл, только раз в месяц бывал на Мондштрассе. Его фирма делала большой барельеф для общественного здания в Штутгарте.

О-дин,— несколько раз произнес Лео по дороге домой.

Войдя со свечой в руке в спальню, он почему-то взглянул вверх на картину, где горы рушились на злосчастных. Рядом с дворником Герлихом, раздавленным гигантскими обломками, он увидел молодого человека, падающего с распростертыми руками. «Он очень похож на меня»,— подумал Лео.

Он уже шесть раз встречался с Фанни. Когда он впервые увидел ее при дневном свете, ему захотелось убежать. Из всех пор на ее лице выпирали жировые пробки. Каждую можно было выдавить. Лео чуть не стошнило. Вечером он этого не разглядел, наверно, потому, что она была напудрена.

Ни один человек не знал о его связи с Фанни. А Фанни не знала толком, где живет Лео. Они всегда встречались в самых укромных уголках. Лео еще неоднократно ходил с Фанни на ту лужайку.

Его отношение к этой заурядной девице с могучими формами не имело ничего общего с любовью. Может быть, лишь безграничная заброшенность толкнула его- к ней и еще удовлетворение, что так быстро он катится под гор). Это чувство в последнее время преобладало в нем. ин сейчас читал книгу о портрете Дориана Грея. И эта книга страшно его будоражила.

В минуты, когда все уяснялось, Лео было несказанно жаль себя. Сострадание к себе вконец его истерзало. В такие мгновения он смотрелся в зеркало и плакал. Ни одна не пожелала его. Раз как-то он подумал: если бы всех девушек из «Маскотты» поставить в ряд, а напротив выстроить всех мужчин и предоставить каждой девушке выбрать, кого она хочет? Среди мужчин много есть некрасивых и неумных, много есть и стариков. Но когда каждая девушка сделает выбор, один наверняка останется лишним. Он, Лео.

Что же это такое в нем отталкивает всех девушек? И не только девушек, но и друзей. Все бросили его. Словно он отмечен Каиновой печатью. Он ведь вовсе не уродливый и не отталкивающий. Глядя в зеркало, он никак не мог сказать, что вид у него отталкивающий.

Неужто же на всем белом свете нет девушки, которой он был бы приятен? Он ведь что угодно готов сделать за ласку и доброту. Он посмотрел в зеркало и сказал себе:

Нет у тебя доброй матери, бедняга, матери нет и никого нет.

Может быть, надо повесить себе на грудь дощечку и выйти на площадь, а на дощечке будет написано: Все сделаю за доброе отношение.