И.о. поместного чародея

Виро, немилосердно потеющий в своем щегольском наряде, злобно косился на нас с Констаном, босоногих и обряженных в полотняные рубахи и штаны, зияющие как раз таким количеством прорех, которое обеспечивает прекрасную вентиляцию в погожий летний денек. Я, в свою очередь, с ненавистью слушала методичное чавканье, доносящееся с его стороны, потому что пирожков этот прислужник зла захватил с собой несоразмерное количество. Даже если бы мне предоставили возможность готовиться к бегству на протяжении трех дней, дали бы лошадь, пару вместительных торб и пообещали, что мне не потребуется передвигаться способом, чем-либо отличающимся от размеренного шага, я бы постеснялась захватить с собой столько съестного. Но у злодеев и заговорщиков была, по всей видимости, какая-то иная логика, заставляющая их одевать в жаркий летний день черные бархатные камзолы, шитые серебром, и непрерывно пожирать скудные продовольственные запасы ни в чем не повинных людей.

Однако, строить планы своего спасения, основываясь на том, что вражина подавится очередным кренделем и избавит меня от своего присутствия, было нельзя. Цепь несчастных случайностей, имеющих цель загнать меня в могилу прежде положенного времени, научила меня со смирением относиться к провалу моего очередного гениального плана. Надо было всего лишь придумать что-то новое, чем я и занималась, разглядывая свою тень под ногами, очертаниями напоминающую поганку — проклятые волосы снова отросли и топорщились над тощим телом, как воронье гнездо.

Если бы дело происходило в моих родных краях, где мне была знакома каждая кочка, то я бы завела прожорливого секретаря в какую-нибудь топь и бросила бы, предварительно проследив, чтоб его затянуло в трясину как минимум по шею. Но здешнюю местность я не толком не изучила, поэтому оставался только один вариант действий — надо было попробовать подружиться с Виро.

Это представлялось не столь уж невыполнимым делом, ради которого я была готова пожертвовать всеми своими запасами варенья и прочими, милыми его желудку продуктами.

Не могу сказать, что боги одарили меня излишком дружелюбия и способностями располагать к себе новых знакомых. Размышляя о том, с чего начинаются приятельские отношения между людьми (и нелюдями), изначально относящимися друг к другу с крайним и заслуженным предубеждением, я перебирала в уме прочитанные книги, ибо жизнь доселе не баловала меня наглядными примерами. По всему выходило, что дружба завязывалась после смертельной опасности, от которой один спасал другого. Этот вариант мне не подходил, потому что мне совершенно не хотелось ни спасать Виро, ни находиться с ним поблизости, когда он столкнется с опасностью. Напротив, подобная ситуация с трагическим для Виро исходом избавила бы меня от необходимости дружить с ним в дальнейшем, что меня вполне устраивало, а, следовательно, опыт героев баллад и поэм мне не подходил.

Обычные люди, насколько я знала, дружили потому, что много и часто разговаривали друг с другом, а разговаривали потому, что деваться было некуда по причине близкого соседства, общей работы или же иного неблагоприятного стечения обстоятельств.

Итак, по всему выходило, что надо было завести беседу с паршивым нелюдем. На Констана надежды не было — он разглядывал то дорогу, то небо с таким интересом, словно там таились ответы на все философские вопросы скопом.

"Спросить, как зовут коня? — тоскливо размышляла я. — Сделать комплимент мастерству наездника? Или, скорее, его аппетиту? Дьявольщина, где же все жрухи и упыри, когда они так нужны?.."

Молчание становилось все более тягостным, и я поняла, что если сейчас я не заговорю о погоде, то это сделает лошадь, не выдержав этой смертной тоски.

— Прекрасная погода для прогулки, не так ли? — брякнула я.

Констан споткнулся и отвлекся от созерцания плывущих по небу облаков, а Виро демонстративно утер лоб кружевным платком и проронил, искоса глядя на меня сверху вниз:

— Отвратительная. Просто отвратительная.

— Для сенокоса весьма благоприятно. За один день сено высохнет, если с умом выкосить да пару раз подвернуть, — высказался Констан, на что Виро не ответил ничего, но скроил крайне презрительную физиономию, позволяющую понять, что он считает сенокосы крайне недостойным для порядочного человека времяпрепровождением, сродни мародерству или ростовщичеству, и говорить об этом не намерен.

"Черт, да как эти путешественники из книжек не убивали друг друга к вечеру первого дня?" — озадачилась я.

Еще некоторое время мы брели молча. Затем Констан сделал попытку затянуть песню, из тех, которые, по мнению писателей, должны помогать коротать путь и способствовать возникновению ощущению единства у поющих ее хором путников.

— Далеко ли еще до этих ваших Воротищ? — торопливо и с явными паническими интонациями в голосе спросил Виро, когда Констан набирал в грудь воздуха, чтоб начать шестой куплет.