Читаем И обратил свой гнев в книжную пыль... полностью

Я слез с табурета у стойки и расплатился, решив перед сном пойти еще раз прогуляться по улицам старого Сингапура. Меня сильно угнетала оторванность от привычного мира и та роль, которую мне здесь приписывали, принимая за богатого белого. Я вышел из отеля и глубоко вдохнул тропический, напоенный запахом олеандра ночной воздух. И сразу услышал:

— You like life exhibition, Sir: two men fucking a girl? Sir, I give you a good price! Sir, good price! («Хотите живое голое тело, сэр: двое мужчин и одна девушка? Я дам вам хорошую цену! Сэр, очень хорошую цену!»)

Я попытался стряхнуть привязавшегося маленького человечка, как назойливое насекомое. Но он был упрям. И изо всех сил вцепился в мой ремень:

— You want a special price? I make you special price. Which price would you like to pay, Sir? («Вы хотите получить особую цену? Я дам вам такую цену. Какая цена устроит вас за такие игры?»)

Я резко повернулся кругом, чтобы отпугнуть его, но сделал это неудачно — рука моя с размаху ударила его по лицу. В неясном свете раскачивающегося на ветру уличного фонаря я увидел, как он с широко раскрытыми глазами въехал на спине в огромную лужу. Я хотел помочь ему встать, но он сам быстро вскочил и помчался как бешеный прочь, ругаясь не то по-малайски, не то по-тамильски, и юркнул в ближайший темный переулок.

Теперь была моя очередь уносить отсюда ноги. Мне мерещилось, что из-за каждого темного угла впереди меня может вот-вот выйти с кривой ухмылкой на дергающемся лице малаец или тамилец — зря, что ли, я прочитал столько романов Джозефа Конрада[16]?

Задыхаясь от быстрой ходьбы, я добрался до отеля. Из своего номера я тут же позвонил в бюро путешествий в аэропорту, открытое круглые сутки. На следующее утро я сел в самолет, летевший в Калькутту, откуда на другой день решил переправиться на маленьком одномоторном самолете в Катманду — столицу гималайского государства Непал.

Калькутта

Перелет на комфортабельном «Виконте-Виккерс» авиакомпании Malayan Airlines был приятным и неутомительным: прекрасный сервис в салоне с 31 посадочным местом, широкие удобные кресла, как в гостиной дома. Около полудня из собственной бортовой кухни вышел повар и спросил, кто что желает отведать. Облюбованный бифштекс подали «с кровью», как и было заказано. После разнообразного меню подали филиппинские сигары и коньяк Довольные и сытые, парили мы над облаками. Издавая равномерный гул, машина спокойно летела по заданному маршруту.

Но в тот же вечер я вдруг снова окунулся в кошмарный сон. Калькутта — город, с которым у меня потом установятся совершенно особые отношения, — был наводнен в те дни более чем двумя миллионами беженцев из Бангладеша, совсем недавно отделившегося от Пакистана и провозгласившего собственное государство.

После посадки нас, пассажиров, провели через затемненный аэропорт в старый грязный автобус, напоминавший своими зарешеченными окнами скорее транспорт для заключенных. Автобус тронулся, но все время застревал в толпе черных людских масс, медленно колыхавшихся на ночных улицах. Сопровождавший нас солдат выходил, пытаясь расчистить дорогу. Кое-где на проезжей части лежали люди, их относили в сторону. Мы с трудом воспринимали происходящее, многого не понимая в темноте. Свет от редких фонарей едва пробивался сквозь едкий желтый туман, поднимавшийся в ночи от сжигаемого навоза неясного происхождения.

Через несколько часов мы добрались до отеля, похожего на крепость. Ни у кого из путешественников, также выбравших Калькутту пересадочным пунктом для дальнейших перелетов в другие азиатские регионы, не было желания расходиться по темным, освещаемым только одной свечой номерам. Мы все собрались у пожилого американца. Каждый принес все, что у него было, из алкоголя и освещения. Там мы и прождали до рассвета, рассказывая свои истории и делясь азиатскими впечатлениями. Здесь, в этом мрачном калькуттском отеле, ощущая натиск угрозы со стороны внешнего мира, я испытал такую желанную для себя близость локтя, естественное родство людей, но, к сожалению, мы опять были «все свои»: европейцы, американцы и несколько европеизированных индусов.

Катманду

А потом я прибыл в Катманду. И ощутил полную свободу: здесь у меня не было никаких деловых обязательств, и меня охватило настроение человека, приехавшего в отпуск.

Я взял напрокат велосипед и покатил по долине Катманду в город Бхактапур. Там я встал в пять утра и пошел вслед за женщинами с вязанками хвороста на спине, пытаясь воспроизвести их гармоничные движения. Я поднялся к Храму обезьян, где пробыл до заката солнца, наблюдая природу, фотографируя, наслаждаясь жизнью. Здесь наконец-то я смог отделаться от томительно-гнетущего ощущения чужбины. Никто не досаждал мне. Изредка даже посылали приветливые улыбки. Здешний монах объяснил мне ритуал моления перед молитвенными мельницами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное