И обратил свой гнев в книжную пыль...

Однажды вечером, устав от одиночества, я обернулся к одной из этих теней, упорно не отстававшей и ходившей за мной по пятам целых три дня и безуспешно делавшей мне непристойные предложения, и наконец спросил, как же он может устроить это практически?

— No problem, sir, absolutely no problem!

Я заранее купил два билета в кинотеатр. Мой «секс-торговец» выхватил один билет и умчался, заклиная меня не покидать кинотеатр, пока место рядом со мной не займет молодая дама. Вот это она и будет, а все остальное устроится само собой!

Так я непредвиденно оказался в корейском кинотеатре-дворце и стал рассеянно смотреть на экран, где в американском боевике без конца переворачивались и бились машины, а я сидел и терпеливо ждал обещанную молоденькую кореянку, с которой я потом…

И тут до меня наконец дошло, в какую ситуацию я угодил только из-за того, что мне так и не удалось открыть заветную дверь в чужой для меня мир. Не оглядываясь больше по сторонам, я бросился из кинотеатра на улицу.

Как уже часто бывало во время этого путешествия, когда на меня снова наваливалась депрессия, я приземлился там, где мне было самое место, а именно в баре своего отеля, проспорив там до самого рассвета за бесконечным виски с какой-то IBM-физиономией (а может, из «General Motors»?) о курсе доллара, шансах на мировом рынке и риске при игре на бирже.

Гонконг

В Гонконге многое было значительно определеннее. Здесь речь шла о бизнесе и выживании и практически ни о чем другом.

Английская колония Гонконг возникла в интересах бизнеса самого ординарного характера, и город остался верен этой своей традиции развития. После того как перед началом первой «опиумной» войны в Китае (1840–1842) китайский правительственный комиссар южной провинции Кантон (Гуанчжоу) уничтожил крупные британские запасы опиума в этом регионе, британская военная экспедиция захватила остров Сянган (Гонконг). Год спустя, в 1843 году, он стал британской колонией.

Здесь никогда не было населения, которое боролось бы за письменное увековечение своей культуры. В 1843 году численность населения Гонконга составляла 5000 человек. Когда я приехал в город в 1972 году, их было ровно четыре с половиной миллиона. Всех, кто был познатнее и бежал сюда из огромного Китая, жизнь заставляла бороться за достойное выживание.

Поэтому и в книжном секторе там развивалось только то, на чем можно было сделать деньги, например типографское производство и школьные учебники. Естественно, я попал на прием к господину Б. Л. Ау, генеральному директору «Ling Кее-Publishing Company» — самого большого учебного издательства в Гонконге, — который с удовольствием продемонстрировал мне свое, нажитое благодаря школьным учебникам, богатство.

Этот гостеприимный китаец пригласил меня к себе домой, где сразу повел в ванную комнату: стены, выложенные вкруговую черным мрамором, создавали контрастный фон для огромных журавлей, инкрустированных нефритом, и камыша из оникса, из кранов из чистого золота вытекала горячая вода. Трогательно-нелепый аргумент, служивший неотразимым доказательством его результативности как издателя.

А заключительный пышный обед из двадцати одного блюда, само собой разумеется, на золотых тарелках и черной мраморной столешнице обеденного стола примирил меня с этой позицией, да простится мне за это. Я очень люблю поесть, а в удивительной китайской кухне, при всей справедливости критики в адрес непозволительной роскоши и расточительства, просматривается все-таки великая традиция древнейшей культуры и в области трапез тоже. Признаюсь, мне было за тем столом очень хорошо и комфортно.

Манила

Перелет из Гонконга в Манилу был связан с известными волнениями — по облакам гулял тайфун, и наш маленький «боинг» метало по небу, как перышко. В свой иллюминатор я видел посадочную полосу аэропорта в Маниле, лежавшую подо мной во всю свою длину и ширину, но машину вдруг резко крутануло, и посадочная полоса оказалась под другим крылом. Молоденькая стюардесса «Philippine Airlines», присевшая рядом со мной, впилась ноготками в мою руку и закрыла глаза.

Самолет, словно пьяный, опустился на землю. Его кидало и мотало по посадочной полосе из стороны в сторону. Наконец он остановился. Немногочисленные пассажиры этого рейса поднялись со своих мест с мертвенно бледными лицами.

— Я уже сколько раз говорила командиру экипажа, что в такую погоду он не должен доверять управление самолетом второму пилоту, — прошептала мне доверительно старшая стюардесса. — Тем более что все мы знаем, как он пьет!.. И пожалуйста, извините нас за поведение моей юной коллеги, это ее первый полет при тайфуне!

— Да нет, что вы… и спасибо! Да нет, мне было приятно, я имею в виду юную стюардессу, — пробормотал я смущенно и поспешил покинуть самолет.

На ветру стоял д-р К, директор филиала Гёте-Института, и улыбался. Он дружески подхватил меня под руку, словно собираясь с ходу прочесть лекцию о Маниле.