И обретешь крылья...

— Одно небольшое дело… — с лукавым видом ответил он на немой вопрос, и мы двинулись дальше. Казалось, что Торак совсем не устал, хотя такие расстояния пешком, очевидно, давались ему много труднее, чем мне. Я в очередной раз позавидовала его неистощимой энергии.

Уже ближе к вечеру мы сделали небольшой перерыв в кафе «Лавена» и договорились об ужине в восемь часов, когда вернемся в отель.

— Вы обязательно должны там поесть, сударыня! — сказал Торак. — Это ваш долг в Венеции. Это, конечно, сильно облегчит кошелек, но зато оставит незабываемые впечатления.

Перед нами через огромные окна открывался потрясающий вид на море, официанты бесшумно и с достоинством скользили среди гостей, а еда — я заказала замысловатую семгу с молодым шпинатом, а Торак отбивную с фасолевым маслом и картофельные крокеты — была в самом деле поэмой, это было гурманство особого рода, оправдывавшее возложенные надежды.

После еды мы, прогуливаясь, отправились по залитой лунным светом Венеции обратно к отелю. Витрина на витрине, платья ручной работы и изысканнейшего вкуса, ручной же работы стеклянные изделия, кованые старинные сундуки и лари…

— Что еще есть прекрасного в Венеции, сударыня? — спросил Торак, остановившись посреди мощеной площади. — Помимо впечатляющих строений, достопримечательностей и прекрасных магазинчиков?

Я ненадолго задумалась.

— Здесь нет машин! — сказала я.

— Верно! — он улыбнулся и кивнул. — Ни одной машины. Никаких автобусов, никакого общественного транспорта, ни мотоциклов, ни такси — даже ни единого велосипеда! Потому-то здесь так спокойно. Вот увидите, как только снова попадете в Великий Общественный Гараж, вам станут неприятны эта лихорадочная спешка, это зловоние, эти испарения. Люди перебегают дорогу, машины тарахтят, у всех угрюмые, серые лица. Здесь не то; здесь только покой и досуг, несмотря даже на толпы туристов, приехавших на карнавал.

— И еще чего-то не хватает! — сказала я кокетливо, гордая тем, что на сей раз опередила Торака. Он посмотрел на меня вопросительно. — Реклама! Разве вы не заметили? Ни одного рекламного плаката. Нигде! Этот город девственно чист и нетронут!

— Да, верно… — согласился он. — Но зато дорогие магазины и предметы искусства будоражат сильнее, вы не находите?

Незаметно мы подошли к отелю.

— Спите хорошо, любовь моя! — Торак галантно приподнял свою шляпу. — Встретимся за завтраком!

Я спала и во сне видела Венецию с ее переулочками.

На следующее утро я проснулась бодрой и свежей, с ясной головой. Мы завтракали долго и плотно, ведя насыщенную беседу об эстетике, стиле и манере общения.

— Существуют законы коммуникации, — говорил Торак. — Мы все подаем сигналы телесные, вербальные… а наш визави в ответ на них должен реагировать определенным образом. Разумеется, в определенном диапазоне и внутри определенного же игрового пространства; но даже, несмотря и на это, вид и способ выражать себя все равно значительно влияет на партнера и его реакции.

— То есть вы полагаете, что можно управлять поведением других людей?..

Торак кивнул.

— В некотором роде да. Возьмем, к примеру, маски. Они очаровывают нас, и мы стремимся избегать грубого поведения. Своим разнообразием, грацией и красотой они активизируют наше чувство прекрасного и потребность выражать себя в искусстве, развивают чувство формы и содержания. А если мы долгое время станем общаться с грубым, неотесанным человеком, то впадем в противоположную крайность…

Я задумчиво отправилась в свою комнату, чтобы отдохнуть немного перед вечером, и опустилась в большую кровать.

В пять часов вошел портье с большим свертком и двумя маленькими пакетиками.

— Это для вас, синьора, — сказал он. — От синьора Намадова!

Он передал мне сверток и записку. Я была заинтригована, пытаясь угадать, что Торак придумал на этот раз. В записке было:

«Любовь моя!

Здесь — костюм для вас. Я хочу, чтобы на сегодняшнем вечере вы были самой красивой маской!»

Я распаковала сверток и вытащила оттуда длинное платье, нет, мечту из золота с бесчисленными оборками и тремя нижними юбками! И еще кринолин, делавший юбки платья еще пышнее, и большую накидку с капюшоном из черной с золотом парчи, с подкладкой из золотого шелка. Белокурый парик и треуголка завершали этот костюм в стиле рококо. Из второго пакетика я вытащила прекраснейшую маску из всех, какие мы видели, гуляя по Венеции, — всю усаженную блестящими и мерцающими камешками, отделанную мишурой и украшенную пышным султаном из перьев.

Я оделась, надела парик, затем маску и накрасила губы ярко-красной помадой. Когда я подошла к зеркалу, передо мной стояло чужое существо. Я выглядела как персонаж фильмов Феллини и не узнавала себя больше! Я осторожно взяла накидку двумя руками, поднесла ее к лицу… и все вокруг окрасилось в золото, золото, золото!..

Я медленно спускалась по лестнице. Было пять минут девятого; Торака нигде не было видно. Только какой-то рослый человек стоял у бюро регистрации — мушкетер в красно-черном бархате, черной маске с огромным носом и громадной шляпе с мягкими полями. В руках он держал два удивительно длинных посоха с рукоятками.