И обретешь крылья...

Очевидно, он ищет меня. Я оставила для него записку и пошла в свою комнату.

На следующее утро, в среду, все маски, как ночные духи в полночь, исчезли. И Торак с ними. Я проснулась очень рано и пошла прогуляться к базилике. Солнце лилось на площадь, ворковали голуби; от тысяч туристов осталось несколько человек, наслаждающихся утренней Венецией. Покой лежал на освещенных солнцем домах, золотисто-голубая каменная мозаика собора тоже блестела в лучах солнца, лившихся с голубого неба; суда тарахтели вдоль берега, волны бились о деревянный парапет, и я не могла припомнить времени, когда еще была так бездумно счастлива. И действительно, нужно ли мне было это постоянное сопровождение? Разве без него я не была свободнее? Передо мной открыты все возможности, вместе с возможностью спонтанного решения, и только те обязанности, которые я сама захотела бы на себя взять. Выгода и преимущество свободно определяющегося. Я могу съездить в Италию, сойтись с карликом, переспать со многими мужчинами или же ни с одним, искать общества или бежать от него, и никто не спросит: «Куда ты идешь? На сколько там останешься? Когда вернешься? Что там было? Почему ты не останешься со мной?» В Венеции, в кафе на набережной, не нужно ничего, кроме солнца и чашечки кофе и, может быть, еще сигареты.

Я зашла в базилику. Ее мощь и величие подавили и впечатлили меня, как и в первый раз. Я поставила свечку за свою любовь, на что бы она ни направлялась, и задумчиво пошла назад, в отель. Ключ Торака по-прежнему висел на стенде в бюро.

Когда в десять утра я пошла завтракать, у стойки портье стоял неприметный молодой человек.

— В одиннадцать часов я должен посадить вас на корабль, сударыня. У вас все в порядке?

— Да, — сказала я. — А где господин Намадов? Я потеряла его из виду вчера на карнавале.

— Господин Намадов просил передать вам большой привет. Он не поедет в Мюнхен.

Я испугалась.

— Почему же? Что с ним случилось? Его что-то отвлекло? Он встретил друга? Что? Да говорите же!

— Он передал мне только эту записку для вас, больше я ничего не могу сказать, милостивая госпожа. Мне очень жаль.

Он дал мне конверт, в котором лежал листок почтовой бумаги со следующим текстом:

«Любимая, уважаемая сударыня! Пусть я останусь в вашей памяти как веха, обогатившая вас.

Я приветствую вас и желаю всей той свободы, которую вы столь страстно желаете. Будьте здоровы!..»

В большой конверт был засунут еще один, меньший. Вытащив его, я узнала примечательный почерк Торака: «Для уважаемой дамы Лустиг. Пожалуйста, откройте в машине!». Едва усевшись на заднее сиденье, я разорвала конверт и стала читать:

«У вас достаточно денег, сударыня… Почему же не делать то, что нужно и хочется? Заведите при себе постоянную, оплачиваемую должность придворного шута, который ежедневно будет разгонять вашу тоску и уныние. Вашей меланхолии требуется немного профессионального развлечения. Очень многие знаменитые клоуны в частной жизни были грустными существами; основательные, серьезные, мрачные люди зачастую деспоты — полная противоположность той легкой веселости, которой они развлекали людей на сцене. Почему же вы не можете и в частной жизни быть веселой? Не осуждайте себя постоянно — пока все не стало еще хуже — и учитесь быть благодарной за тот рог изобилия, который судьба высыпала на вас; наслаждайтесь тем, что в данный момент переживаете. Благодарности заслуживает и то, что нижний баварец не заполучил вас. Менталитет людей на родине не столько окрылял вас, сколько подавлял. Он слишком баварский, простой и пролетарский. С ним вы не могли и не хотели ничего начинать. Что еще? Бегите оттуда прочь! Поместье здесь, поместье там… Этот ландшафт не подходит вам. Смогла бы француженка из Парижа осесть в швабском городишке? Американец из Нью-Йорка — в техасском захолустье? Нет, конечно, — люди как растения не приживаются на неподходящем грунте. Кактус не будет расти в баварском палисаднике, болотное растение — в степи. А какие города вы можете мне предложить? — я словно слышу ваш язвительный вопрос. Рим, Венеция… Я предложил бы Италию. Это оживит ваш дух и жизненные силы. Итальянские мужчины подняли бы вам настроение… Все итальянцы в той или иной степени — придворные шуты… и вы вовсе не обязаны тут же выходить замуж, не правда ли! Просто вдыхайте стиль как воздух, который вас развеселит, оживит и освежит. Путешествуйте со слугой. Это не идея? Вам самой требуется то, что вы представляете перед публикой: клоун с остроумием, юмором и жизненной силой… То есть, собственно говоря, я, сударыня!»

Мне стало смешно. В чем-то он был прав. Я продолжала читать дальше.

К сожалению, мое тело — не для вас, уважаемая. А Симону не хватало бережности и сочувствия. К тому же он не хотел отказаться от своих претензий на первенство и мужского тщеславия. Несмотря на все это, у него были хорошие задатки… «Были», — думаете вы сейчас, я знаю. Не размышляйте слишком много о прошлом, любовь моя. Жизнь — она всегда теперь.Не так уже много вам и осталось. Смотрите вперед!..