И один в поле воин

"Какого черта тебе тут надо?" - про себя выругался Генрих и, еще раз прочитав телеграмму, сверил дату. Бертина телеграфировала сегодня утром в шесть.

Генрих постучал в кабинет Эверса.

- Герр генерал, сегодня будут какие-либо поручения?

- Сегодня? Нет.

- Тогда разрешите обратиться к вам с просьбой.

- Буду рад ее удовлетворить.

- Я только что получил телеграмму от племянницы Бертгольда. Она просит встретить ее в четыре с минутами в Шамбери. Если вы разрешите...

Генерал взглянул на часы.

- Вам, как всегда, везет, обер-лейтенант, через тридцать минут помощник Миллера Заугель в сопровождении охраны выезжает на моей машине в Шамбери встречать пропагандиста от штаб-квартиры. Вы можете поехать с ними.

- Бесконечно вам благодарен, герр генерал!

Заугель очень обрадовался, узнав, что у него будет такой спутник, как Гольдринг, и пообещал ровно через полчаса ждать с машиной у гостиницы.

Не поднимаясь к себе в номер, Генрих разыскал Монику.

- Обстоятельства складываются так, что я сейчас должен ехать. Со мной едет помощник Миллера Заугель,сказал он поспешно. - Вот против этого Заугеля я и хочу вас предостеречь. Ои сказал мне, что на электростанция, куда вы часто ездите, работает его агент, которого вы все считаете маки, и что у этого агента возникло подозрение, касающееся вас и Франсуа Флорентена. По распоряжению Заугеля за вами установлено постоянное наблюдение. Очевидно, и за Франсуа Флорентеном тоже. Выводы сделаете сами. А теперь я выйду и подожду Заугеля у входа в гостиницу. Не надо, чтобы он видел нас вместе.

Услышав, что к дверям подъехала машина, Моника быстро скрылась в дверях буфетной, не успев промолвить ни слова. Только ее благодарный взгляд успел поймать Генрих.

- Кого это вы встречаете с таким почетом? - спросил Генрих Заугеля, когда их "хорх" помчался по шоссе вслед за автомашиной с пятью автоматчиками.

- Пфайфера, самого Пфайфера, барон.

Генрих пожал плечами, эта фамилия ничего ему не говорила.

- Как, вы не знаете Пфайфера? - удивился Заугель.Да ведь это же один из лучших ораторов Германии, один из ближайших помощников Геббельса. Очевидно, у Заугеля были основания так говорить: в Шамбери им сообщили, что выступления Пфайфера проходят с огромным успехом. Он, как выяснилось, прибыл утром и успел сделать доклады офицерам гарнизона и двум подразделениям солдат. Тема всех выступлений была одна - что произошло под Сталинградом.

Разыскивая Пфайфера, Генрих и Заугель побывали на митинге и выслушали две речи современного Цицерона. Пфайфер, плотный человек с солидным брюшком, действительно был неплохим оратором. На тему "Сталинград" он выступал, очевидно, много раз. Докладчик сыпал цифрами, именами, названиями населенных пунктов, не заглядывая ни в тезисы, ни в блокнот, которым помахивал, держа его то в левой, то в правой руке. По Пфайферу выходило, что причиной поражения под Сталинградом была растянутость линии фронта, затруднения с транспортом. Когда сократится линия фронта, армия фюрера наберется сил, все пойдет хорошо, и уже в этом, 1943, году она отомстит большевикам за погибших на берегах Волги.

Пфайфер был красноречив, говорил горячо. Голос его, сильный, хорошо натренированный, то снижался до шепота, слышного даже в дальних рядах, то раскатисто звучал над толпой, словно грохот грома. Генрих наблюдал за лицами слушателей и должен был констатировать: ораторское искусство Пфайфера влияло на аудиторию: солдаты вместе с ним кричали "хох", когда того хотел оратор, и чуть не плакали там, где он, приглушив голос, трагически дрожавший в наиболее патетических местах, говорил о гибели армии Паулюса.

Когда закончился второй митинг, Заугелю, наконец, удалось поймать прадагандиста, но Пфайфер категорически заявил, что до восми вечера нечего и думать о выезде из Шамбери, потому что ему нужно выступить еще в нескольких местах.

- Смею напомнить, герр Пфайфер, что у нас теперь не очень спокойно, лучше выехать пораньше или заночевать в Шамбери, а в дорогу тронуться утром, - заметил Заугедь.

- С какого это времени офицеры армии фюрера стали бояться темноты? Я привык думать, что ее боятся лишь дети? - пошутил Пфайфер и победоносным взглядом окинул большую толпу, окружавшую его.

Присутствующие расхохотались, Заугель покраснел и отошел.

- Герр Пфайфер, очевидно, не знает условий, сложившихся у нас в последнее время,- пожаловался он Генриху.

- Герр Заугель, я считаю, что вы совершенно правильно сделали, предупредив гостя о том, как опасны ночные поездки. Меня удивляет его легкомыслие и этот чисто демагогический прием. Поглядим, куда денется его храбрость ночью, если действительно на нас наскочат маки?! Нам что, мы люди военные, привыкли глядеть в глаза опасности, а этот болтун, верно, и не нюхал пороха.

И Заугелю пришлось скрыть свое волнение. Не мог же он признаться Генриху, что сам боится ехать ночью, особенно теперь, когда большой отряд маки спустился с гор.

В шестнадцать двадцать Генрих и Заугель встречали на вокзале Бертину.

- Какой счастливый ветер занес вас в наши края?спросил гостью Генрих, как только она появилась на ступеньках вагона.