И один в поле воин

Как неприятно ехать и ехать под нависшими каменными глыбами. Поскорее бы свернуть, увидеть, что впереди нет засады! Идущая впереди грузовая машина уже полускрылась за поворотом... вот исчезла совсем. У всех вырывается вздох облегчения.

И вдруг точно, гром прокатился над горами. Скала словно раскололась надвое, загородив дорогу машинам, а откуда-то сверху на дорогу с грохотом посыпались каменные глыбы, заглушив слабые звуки пулеметных очередей,

Шофер легковой машины на полном ходу затормозил, Генрих почувствовал, как его швырнуло вперед, и он больно ударился подбородком о переднее сидение.

Рванув дверцу машины, Генрих выскочил на дорогу.

Прячась за машину, Генрих прополз до склона шоссе и скатился в кювет. Длинная пулеметная очередь веером трассирующих пуль прошла над ним. Не поднимая головы, Генрих повернулся лицом к скале и вытащил свой крупнокалиберный пистолет, потом осторожно выглянул. Впереди, поперек дороги, припав на задний спущенный скат, стояла грузовая машина. Через ее борт, лицом вниз, перегнулся убитый солдат. Три неподвижных тела лежали у грузовика. И только впереди, возле небольшой глыбы, загородившей дорогу, из кювета зло огрызался немецкий автомат. Прижавшись лицом к земле, Генрих посмотрел налево. В нескольких метрах от него лежал Заугель. Выставив автомат и спрятав голову, он наугад бил по скале. Дальше Генрих заметил тушу Пфайфера, прижавшуюся к камню, за ним, очевидно, лежала Бертина. Генриху показалось, что там промелькнула ее нога в светлом чулке.

Пулеметная очередь снова прошла над головой Гольдринга, но никого не задела.

"Маки хотят прижать нас к земле, чтобы взять живьем",- промелькнуло в голове.

Генрих снова взглянул на Заугеля. Тот немного изменил позу, он лежал теперь так, что было видно его перекошенное животным страхом лицо. Отвратительное лицо палача, который замучил сотни, а может, тысячи людей и будет мучить дальше, получая наслаждение. "Поэт допросов", как назвал его Миллер.

"Лучшего случая не представится". Генрих повернул кисть правой руки с зажатым в ней пистолетом и выстрелил. Заугель качнул головой и ткнулся лбом в приклад автомата.

Прижавшись головой к земле, неподвижно лежал и Генрих. Он поднял ее лишь тогда, когда пулемет внезапно смолк. Но теперь к голове вплотную были прижаты три автоматных дула.

- Встать! Руки вверх!

Генрих встал и увидел, как под дулами автоматов медленно поднимаются из кювета три фигуры - Пфайфер, Бертина, шофер. В сумерках, которые быстро заволокли все вокруг, их лица казались белыми масками.

Один из автоматчиков подошел к Заугелю.

- Готов! - бросил он кому-то из партизан.- В голову!

- Всех связать!

К Генриху подошли двое, один быстро его обыскал.

- Ишь, падаль! Два пистолета имел!- злобно проговорил он, протягивая найденный в кармане маузер и указывая глазами на крупнокалиберный пистолет, лежавший на земле.

- И, вероятно, оба не заряжены.

- Они перед мирными жителями храбрые.

- У, гадина! - один из маки со всей силы ударил Генриха по лицу. Тот упал.

- Хватит вам! - послышался голос.- По машинам и домой! Быстро!

Подталкивая задержанных автоматами, маки подвели Генриха, Пфайфера, Бертину и шофера к машине и приказали сесть на задние сидения. Напротив них уместились два маки с пистолетами наготове. На передних сиденьях еще двое, один из них, очевидно командир, крикнул:

- Возвращаться старой дорогой и не задерживаться.

Машина дала задний ход и так ехала, верно, метров двести, пока маки, сидевший за рулем, не свернул в какуюто узенькую и в темноте почти незаметную расселину. Ехали, не включая фар, переезжали через груды каких-то камней, проваливались передними колесами в глубокие выбоины и снова взбирались в гору. Машину все время бросало из стороны в сторону, и Генрих всякий раз стукался то лбом, то виском о голову Пфайфера.

Наконец машина выскочила из ущелья на ровную дорогу и помчалась с огромной скоростью. Приблизительно через час она остановилась. Маки, который сидел рядом с шофером, открыл дверку и завел с кем-то, не видимым в темноте, приглушенный разговор, потом дверца захлопнулась, машина двинулась дальше.

Лишь поздно ночью они прибыли в горное селение. Пленных вывели по одному и бросили в сарай, где пахло навозом и соломой.

- Никто не ранен? - тихо спросил Генриха, услышав, как щелкнул замок на двери.

- Я - нет,- первым откликнулся шофер.

- А вы, герр Пфайфер?

- О, ради бога, не называйте хоть моей фамилии!простонал пропагандист.

- У вас отобраны документы, и ваша фамилия все равно известна маки.

Пфайфер не то вскрикнул, не то всхлипнул.

Генрих сел на солому. От удара, каким его угостил маки, страшно болела голова, а левый глаз совсем скрылся за опухолью, все время увеличивающейся.

- Генрих, Генрих,- послышался шепот Бертины.- Как вы думаете, они нас расстреляют?

- Сначала допросят!- зло отрубил Генрих.

Бертина упала на солому, но тотчас снова вскочила.

- Они не имеют права так обращаться с женщиной!

- Во-первых, вы для них не женщина, а начальница лагеря, где пытают их матерей, сестер, любимых, во-вторых...