И опять Пожарский. Тетралогия (СИ)

Пётр отправил братьев Ивановых в разведку, искать еврейский камень. Фрол с десятком стрельцов пошёл по левому берегу, а Семён с другим десятком по правому. Продуктов рудознатцам выдали на неделю. Сам же Пожарский занялся обустройством "транспортной инфраструктуры". Первым делом у истока Миасса, поставили два барака на тридцать человек каждый. Когда с этим покончили, принялись строить плоты. Собрали десяток и оставили их на берегу, пусть хоть немного древесина просохнет. Лето выдалось жарким и сухим, княжич всего-то два дождя и запомнил. Через неделю вернулись рудознатцы. Вернулись ни с чем. Вернее, кое-что они нашли, и золото нашли и золото дураков (железная руда пирит) и магнетит (железная руда), и даже медную руду, а вот полевого шпата не было. Значит, не дошли, понял Пожарский, он точно помнил из будущего, что в Миассе добывали полевой шпат.

Лагерь свернули и на плотах сплавились на тридцать вёрст ниже по течению. Бывший генерал отдал команду в этом месте опять строить бараки, а сам с рудознатцами пошёл на разведку. Работая на фарфоровом заводе, он этого минерала насмотрелся и если увидит, то узнает. День шёл за днём, а результат был нулевым.

Нашёл минерал Фрол. Он серьёзно отличался от того, что запомнил Пётр. Сам Пожарский его и не узнал бы. Каждый должен своим делом заниматься. Этот камень был полупрозрачным и с черными вкраплениями. Попробовали отколоть кирками несколько кусков от скалы. Получилось, конечно, но слишком мало и слишком долго. Им ведь ещё не меньше двух месяцев добираться до Нижнего Новгорода. В середине октября реки замёрзнут, и что тогда делать.

Пётр оставил оба десятка и рудознатцев ломать камни, а сам с двумя стрельцами ринулся за подмогой. В лагере было оживление, два новых барака как раз закончили и тут пожаловали в гости местные. Видно слух о белых людях, раздающих ножи и топоры, достиг ушей ещё одного стойбища, и они всем кагалом с жёнами и детьми заявились к богатеньким буратинам. Когда же обмен мяса и рыбы на ножи закончился, старейшина предложил самым здоровым из русских "улучшить генофонд его племени". Довольные друг другом братские народы как раз прощались, когда нагрянул княжич.

Десяток гребцов Пётр отправил гнать плоты к месту добычи полевого шпата, а остальных ускоренным маршброском погнал на помощь рудокопам. Эх, пороха бы побольше, можно было бы сделать шурфы и рвануть. Однако битва при реке Белой сожгла больше половины огненного зелья, и Пожарский не рискнул тратить порох, а вдруг опять на монголов наткнутся.

Долбили скалу все и башкиры и татары и стрельцы и гребцы, даже венгр сей участи не избежал, хоть какой-то с него толк, а то полиглот из него вышел не важный. Как только руды набиралось на плот, его отправляли с четвёркой сопровождающих в верховье. Первого августа княжич всё это прекратил. Достаточно, нужно возвращаться, а то вмёрзнем в лёд. Да и погода начала портиться. Каждый день дожди.

Отправили последний плот и уставшие и оборванные, от ежедневной работы с острыми обломками камня, потянулись к первым баракам. Здесь сделали привал, а на следующее утро снова в путь. Потом пеший переход с носилками полными камней до Белой. Всё это время руду по очереди этим маршрутом и выносили, но все, же её скопилось изрядно у истока Миасса, пришлось две ходки делать.

У переката на Белой Петра ожидал сюрприз. Оставленные там стрельцы выменяли на ножи у местных двух девушек.

– И куда их теперь? – задал сам себе вопрос княжич. И сам же и ответил, – Конечно. Нужно взять их с собой. Одну закрепить за венгром Бартосом, пусть совершенствуется в языке предков, а одну взять в Вершилово и приставить к детям, пусть несколько человек обучит говорить на языке вогулов. Пришли мы на Миасс надолго, пацаны подрастут и будут первыми переводчиками с русского на мансийский.

Двенадцатого августа 1619 года, перетащив корабли через последний небольшой перекат, (нужно будет потом повытаскать эти камни на берег, да углубить русло) вышли на спокойные воды Белой. Ну, теперь на всех парусах домой. Что вот только делать с бывшим воеводой Казани Никанором Михайловичем Шульгиным. Вёл себя отбитый у торгутов ссыльный вельможа вполне достойно, работал вместе со всеми, и норова своего не показывая, подчиняясь четырнадцатилетнему отроку. Да и попробовал бы он норов тот показать, ему бы этот норов быстро обломали. Это вам не Казань. Это Урал камень. Закон тайга, прокурор медведь.

Медведей, кстати, вокруг, было масса. Везде следы их поноса.

Событие семьдесят четвёртое

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский ехал на своём кауром жеребце чуть впереди воеводы Пронина Фёдора Фёдоровича. За ними следовал десяток стрельцов, тоже на конях. От Нижнего Новгорода до Вершилова было приблизительно пятнадцать вёрст.

Непонятки начались версты через четыре. Впереди разрывали дорогу под сотню мужиков. Дорога на взгляд князя, и отвечающего за дороги в стране, была во вполне приличном состоянии.

– Что они делают? – поинтересовался боярин у Пронина.