И останется только пепел

Ковит небрежно протянул руку и ухватил мужчину за челюсть, цокнув языком.

– Хватит. Сейчас никто не поверит ни единому твоему слову.

Затем он слегка ткнул агента плечом в спину, заставив того закричать. И пока его рот был открыт, протянул другую руку и проткнул ему язык своим ножом. Голова Ниты дернулась в сторону, чтобы не видеть произошедшее, но крик, бульканье и приглушенное «маххх тунххх», вырвавшееся из горла агента, говорили сами за себя. Ковит тихо зашипел, а по руке Ниты побежала дрожь, распространяясь по всему телу подобно болезни.

«Ты хочешь, чтобы я вырвала ему язык, Нита? – Голос матери эхом отозвался в ее памяти, такой ясный, словно она была здесь и говорила о том, как изувечить Фабрисио. – В другой комнате у меня есть плоскогубцы».

– Нита? – голос Ковита прозвучал резко. – Посмотри на меня.

Она судорожно вздохнула и посмотрела.

Его лицо было красивым, каждая волна боли, проходившая через него, заставляла его кожу сиять здоровьем, и волосы выглядели уже не такими тусклыми. Ковит поднял окровавленную руку и убрал сбившиеся пряди темных волос с лица – кровь пригладила их, будто гель для волос.

– Этот человек должен умереть, – произнес он тихо, но твердо. – Скажи мне, что понимаешь это.

– Понимаю, – но ее голос звучал слишком неуверенно.

Ковит поджал губы.

– Ты это спланировала. Ты знала о рисках. Я неоднократно спрашивал тебя, уверена ли ты, что хочешь это сделать, понимаешь ли ты возможные последствия, если план провалится. Каждый раз ты отвечала мне «да».

Так она и отвечала. Разве могло что-то пойти не так? Но это было глупо. Ни один ее план, составленный здесь, пока еще не увенчался успехом.

Агент МПДСС снова с бульканьем закричал, и что-то хрустнуло, как ломтик сельдерея. Крик стал громче. Он начал умолять, тихо хныча, прося сохранить жизнь, но больше не мог произносить слов.

Нита сглотнула.

– Я… Просто… Давай убьем его и покончим с этим, если у нас нет другого выбора.

Повисла тишина, а потом Ковит прошептал так тихо, что она едва его расслышала:

– Я голоден.

Желудок Ниты сдавило спазмом. Она не могла смотреть на Ковита.

– О.

– Он все равно умрет, – голос Ковита стал громче. – Так что я могу получить от него свою порцию еды.

Нита сглотнула и кивнула, но все еще не могла заставить себя посмотреть на него.

Водитель захныкал и возобновил борьбу.

Ковит зарычал и вывернул ему руку так, что раздробленная кость разорвала кожу и выскочила наружу. Крика оказалось достаточно, чтобы Ниту передернуло.

Она лежала в своей камере без сил, слушая крики Миреллы; усилия, с которыми та выталкивала из себя звук, разрывали ей горло, и наконец вопли превратились в кровавое бульканье.

Нита выдернула себя из этих воспоминаний.

– Я…

Мирелла закричала, громко и резко, чуть безумный смех Ковита наложился на крик, и это походило на извращенную симфонию.

Нита вскинула руку и схватилась за голову.

Она могла согласиться на убийство. Делать нечего. Он видел их лица. Но это не входило в план, и Нита чувствовала себя более чем просто отвратительно из-за происходящего, но изменить ситуацию уже не могла.

Но пытки – это уже другое.

Лицемерка. Ты просила Ковита о помощи из-за его способностей, а теперь, когда он ими воспользовался, вдруг решила проявить свою чувствительность.

Что-то тяжелое и болезненное запульсировало у нее в груди. Человек на земле плакал, его тело было вывернуто и сломано. Ковит постоянно сотрясался от потоков боли, но лицо его оставалось отстраненным.

Нита закрыла глаза, пытаясь заглушить крики Миреллы из воспоминаний.

– Я… я подожду в сарае. Приходи, когда закончишь.

Она отвернулась, прежде чем Ковит успел увидеть выражение ее лица. Нита не знала, как оно выглядело, но понимала: он его видеть не должен.

Она быстро ушла, так быстро, насколько могла, не переходя на бег.

– Нита, постой, подожди.

Внезапно раздался хруст, и плач усилился, следом послышался мучительный вой. Нита украдкой взглянула туда и сразу пожалела об этом. Ноги мужчины оказались переломаны. Теперь он никуда не смог бы убежать. Нита зажмурилась и постаралась выжечь этот образ из памяти.

Ковит подошел к ней, хмурясь.

– Ты в порядке?

– Да, все отлично. – Нита отвернулась.

Поколебавшись, он шепотом спросил:

– Ты меня боишься?

Нита медлила слишком долго, и на его лице одновременно отразились мягкость, искренность и уязвимость, прежде чем вернулся убийственный «покерфейс».

– Нет, – слишком поздно произнесла Нита.

Он долго молчал, затем сказал:

– Тебе не нравится, что я ем.

– Не нравится, – признала Нита.

– Ты считаешь это злом.

– Конечно. Даже ты не станешь этого отрицать.