И останется только пепел

Мать положила руку ей на плечо, сжимая слишком сильно. Предупреждение. Матери не понравилось, насколько Куиспе стала близка к Ните.

– Пойдем, Нита. С этим мы закончили.

Нита медленно поднялась и кивнула Левески и Куиспе.

– Я надеюсь, моя фотография с объявлением о розыске в новостях больше не появится?

– Конечно. – Левески нахмурился. – Мы хотели тебя допросить. Мы допросили.

Нита, кивнув и ничего не ответив, просто пошла к выходу из помещения, когда мать указала ей на дверь.

А та радостно помахала детективу и агенту рукой:

– Хорошего дня!

И потащила Ниту по коридору. Никто за ними не последовал.

Глава 42

Покинув наконец полицейский участок, Нита глубоко вдохнула свежий воздух. Он был немного влажным, пах травой и вообще весной. И выхлопами от автомобилей. Но в основном свежестью и свободой.

Она сглотнула, по телу прошла легкая дрожь облегчения от того, что ей удалось выйти из той комнаты. Слишком она напоминала клетку на Рынке смерти.

Мать взяла ее за запястье.

– Пойдем, нужно отойти подальше.

Нита кивнула и последовала за ней.

Они плыли в потоке пешеходов по одной улице, затем свернули на другую. Впереди маячил парк с высокими, раскинувшимися над маленькими скамейками с именными табличками деревьями, листочки которых готовились распуститься. Нита с матерью поднялись на холм к парку, побрели по плотно утоптанным дорожкам к укромной полянке. В одном углу стояла скамейка, посвященная тому, кто умер двадцать лет назад, а в противоположном – стол для пикника.

Нита со вздохом рухнула за стол для пикника. И позволила себе дышать. Она выбралась. Она свободна. Ее не смогли поймать, ей ничего не смогли предъявить.

Ее мать села напротив.

– Ты в порядке?

Нита кивнула. Она не помнила, чтобы мать задавала подобные вопросы раньше. Когда-либо. Не готовила ли она ловушку.

– Да, в порядке. Просто сегодня был долгий день.

– Я так и поняла. Утреннее похищение агента МПДСС – твоих рук дело?

Нита вздохнула и потерла виски.

– Ага.

Мать рассмеялась, весело и свободно, и восхищенно улыбнулась Ните.

– Меньшего от своей дочери я и не ожидала.

В Ните вспыхнул небольшой огонек гордости, но она потушила его. Это уловка. Манипуляция. Кроме того, она не хотела быть тем человеком, которым восхищалась ее мать. Не хотела же?

В груди защемило. В каком-то роде еще как хотела. Даже если это означало, что она должна стать хладнокровным похитителем агентов МПДСС и убийцей дельцов черного рынка. Похвала матери многое для нее значила.

– Спасибо, – сказала Нита, пытаясь сменить тему, – что вытащила меня.

– Я ничего особенного не сделала. – В волосах матери бликовал свет, когда она склонилась к Ните. – Ты могла уйти оттуда в любое время. Они ничего на тебя не накопали. Тебе просто нужно было встать и уйти. Они не смогли бы тебя остановить.

Нита отвернулась.

– Они меня запутали.

– Помнится, мы с твоим отцом пытались предостеречь тебя от этого.

При упоминании об отце у Ниты перехватило дыхание. Она скучала по нему.

– Вот как они поступают, – отмахнулась мать. – У них почти никогда нет доказательств. Искусными манипуляциями они заставляют человека признать вину вне зависимости от того, виновен он или нет.

Нита вскинула брови.

– Я сделала все это.

Мать рассмеялась.

– О, я знаю. – Ее улыбка слегка угасла. – Но ментальные уловки действуют и на невиновных. Знаешь, сколько людей признаются в преступлениях, которых не совершали?

Нита долго пристально смотрела на мать, на сжатые губы, на ее устремленные вдаль глаза. Нита, как и все остальные, читала новости и знала: есть много мест с большим количеством невинных людей в тюрьмах. Но было что-то особенное в том, как ее мать произнесла это, – вероятно, речь шла не о статистике в газетах.

– Нет, – мягко ответила Нита.

Ее мать фыркнула, внезапная грусть исчезла, будто ее никогда и не было.

– Никогда не думай, будто полиция печется о твоих интересах.

Нита кивнула. Она выросла в страхе перед полицией, потому что ее семья состояла из преступников. Она всегда знала, страх матери – это нечто большее, предполагая, что та выросла в опасном месте, где деньги имели больший вес, чем преступления, цвет кожи по умолчанию делал виноватым, а сверхъестественность равнялась смертному приговору. Нита понятия не имела, откуда родом ее мать – у той были десятки паспортов разных стран на разные имена.

Нита даже не знала ее настоящего имени.

Впервые Нита почувствовала, что еще один кусочек пазла – ненависти матери к полиции – встал на место. Она увидела: у той есть своя история, похороненная где-то в прошлом, и полицейские играли в ней роль злодеев.

– Хорошо, – сказала Нита, встретившись взглядом с матерью. Она желала подробностей, но понимала, что спрашивать не имеет смысла – мать все равно бы не ответила. – Я поняла.

На лице матери промелькнула улыбка.

– Хорошая девочка.

Она протянула руку и взъерошила Ните волосы, как будто собаку погладила. Ниты вывернулась.

Мать подперла подбородок руками.