— Оттого, что будущее меняется каждый миг, — не открывая глаз, произнес Альгидрас. — Это… будто стоишь на распутье и знаешь, что свернешь налево — встретишь свою смерть, направо — увидишь смерть того, кто рядом. И так… каждый миг. Он не мог сказать точно, когда это будет. Верно, видел, что каждой из четверок может что-то помешать. Но вместе с тем видел, что есть путь, при котором все сбудется.
Я невольно поежилась и повернулась к Алвару.
— Но почему раз в двадцать пять лет?
Алвар скользнул задумчивым взглядом по погруженному в сумерки саду.
— Любой из носителей стихии входил в полную силу к двадцати четырем годам. Со слов брата Сумирана я понял, что если дня Единения не наступало, то истинные заботились о том, чтобы род каждого из них вновь был продолжен. В этой цепочке не было случайностей. До нашей четверки, — усмехнулся Алвар.
— Звучит как бред, — сказала я, чтобы что-то сказать.
— Увы, одной лишь моей воли мало для того, чтобы сделать эту историю краше, чем она есть, — вздохнул Алвар. — Как я уже сказал, брат Сумиран был против.
— Неужели только из-за предполагаемой смерти Альтара? — недоверчиво уточнила я.
Алвар некоторое время смотрел на меня, а потом усмехнулся.
— Тебе трудно это понять, краса. Если тебе будет легче, то скажу, что он никогда не доверял Дариму, а к тому времени уже не доверял и Гаттару. И он стал делать по-своему. Издавна повелось, что кварские мальчики с острова Харима и хванские с острова Альтара приезжали в учение в Савойский монастырь. Им передавали знания.
На этих словах Альгидрас хмыкнул.
— Да, те знания, которые были безопасны для основателей. Видишь ли, время от времени появлялись те, кто мнил себя равным богам, как это случилось, например, на острове Харима. Именно после того бунта основатели весьма сильно пересмотрели свои взгляды на то, что должно передаваться, а что лучше доверить лишь безмолвию древних свитков. Как я уже сказал, брат Сумиран стал делать по-своему, мальчики просто перестали возвращаться из учения. Кого-то прибирала неведомая хворь, кто-то без памяти влюблялся в местных девушек из окрестных деревень.
— И такое было? — удивился Альгидрас.
— Да, брат мой, кто-то может поставить любовь превыше долга, и мы не будем его за это осуждать, — произнес Алвар и устало мне подмигнул. — Так или иначе, четверок не получалось.
— А в ученье, получается, отправляли всегда тех, кто был потомками основателей? — уточнила я.
Алвар кивнул, а Альгидрас задумчиво произнес:
— Алем, мой двоюродный дядя, вернулся из монастыря.
— А что с ним стало потом? — спросил Алвар.
— Он погиб в двадцать четыре весны. Утонул.
— А дети у него были? — спросила я, на что Альгидрас помотал головой.
— Но получается, предания уже не смогут сбыться, — произнесла я.
— Почему? — удивился Алвар.
— Потому что кварских мальчиков ведь перестали отдавать в учение. А если это всегда были нужные мальчики, значит, их просто больше нет.
— То, что их перестали отдавать в учение, не означает, что их нет, — пожал плечами Алвар. — К тому же, что такое «нужный мальчик»? Это мальчик, который будет нести в себе силу стихии. В Альгаре несколько стихий, так что он один заменяет сразу несколько мальчиков, — развел руками Алвар.
— Поэтому он выжил?
— Сперва я думал, что это мои скромные попытки отвести от него удар позволили ему сохранить жизнь, — усмехнулся Алвар. — Но позже понял, что он жив лишь потому, что это позволил брат Сумиран. Между Харимом и Гаттаром что-то произошло. Брат Сумиран не сказал мне, что именно, но по времени это совпало с обрядом, который они провели над княжичем. Харим бежал на остров хванов и поселился у Альтара.
— Бежал? — нахмурился Альгидрас.
— Бежал, брат. И с той поры их с Гаттаром пути разошлись. Харим был при тебе, учил тебя всему, что знал сам. Брат Сумиран сказал, что он растил того, кто сможет восстать против Гаттара. Я не знаю, сколько в этом веры, а сколько чистого безумия, но то, что ты готов небо с землей местами поменять, коль тебе нужно, заслуга Харима.
Альгидрас на миг сморщил переносицу и, усевшись на пол, обхватил колени.
— Почему он умер? — спросил он, вскинув взгляд на Алвара. Его голос прозвучал глухо.
— Потому что он терял силы и никак не мог их пополнить. Он старел, слабел. Его стихия вытекала из него вместе с жизнью. Так бывает при сильных ранах.
— Но он не был ранен! — воскликнул Альгидрас. — Я был ребенком, но я его помню, как вчера.
— Раны бывают не только телесными, брат, — откликнулся Алвар. — Он добровольно отрезал себя от парной стихии. Это не прибавляет сил и здоровья.
— Но почему Будимир тогда бодр и весел? — спросила я и тут же сама себе ответила: — Из-за аэтер... Его святыня подпитывается от аэтер Девы. А он уже от нее, так?
— Мое почтение, краса, — шутливо поклонился Алвар и продолжил: — Альтар прибыл в монастырь, и Харим отдал ему свою силу. Не поступи он так, сила просто рассеялась бы, и неизвестно, к чему бы это привело.
— А что с потомком самого Харима? — уточнила я.
— Говорят, его ветвь прервалась несколько веков назад, когда его потомок поднял бунт против него самого.