И оживут слова, часть IV

— Ну так она тяжеленная. И Шар тоже. Да и как ему лодью в одиночку в море вывести? Это же тебе не лодка весельная.

— Понятно, — протянула я, признавая свою некомпетентность в этих вопросах. — Но вообще, это забавно: быть всесильным, уметь останавливать время и при этом не мочь вывести лодью в море.

— Харим, верно, смог бы. Вода его слушалась.

— Ты так много знаешь?

— Это все Алвар.

— Я смотрю, вы с Алваром стали друзьями.

Миролюб с усмешкой покачал головой.

— Друзьями могут стать лишь те, у кого нет груза прошлого, но мы… союзники, и, коль придется, я готов отдать за него жизнь.

— Ты? — удивилась я.

Миролюб буднично кивнул.

— За мной долг. Он спас мою жизнь, а я погубил его воинов. Я должен вдвойне.

Миролюб показался мне искренним в своей готовности отдать жизнь за Алвара, и это было странно. Впрочем, законы этого мира удивляли меня не в первый раз. Некоторое время мы молчали, а потом я спросила:

— Как Радим со Златой?

На его лице мелькнула усталая улыбка.

— Златка как наседка. Бедному мальцу продыху не дает. Ему уже шесть весен, а она ему едва не сопли до сих пор подтирает.

Я улыбнулась.

— Выстраданное дитя, — философски заметил Миролюб.

— А Радим как?

— Радим… Радим все так же город держит. Видела бы ты, с какой радостью он Деву отдавал. Чуть лодью мою не целовал, — Миролюб рассмеялся. — Говорит, лучше уж в каждом бою стрелы ловить, чем такое у себя под боком иметь.

— Его ведь теперь никто хранить не будет, — вырвалось у меня.

— Не будет, — кивнул Миролюб. — Зато он жить сможет без страха, ясно солнышко. Боги милостивы, авось и некому больше ту стрелу пустить будет. Квары-то здесь, — Миролюб широким жестом обвел пространство вокруг нас. — А остров, выходит, под рукой Сумирана… Дева теперь здесь, как Сумиран и хотел, так что в Свири кварам делать больше нечего.

— Миролюб, а можно тебя спросить?

Он широко улыбнулся:

— Нешто тебе можно не разрешить? Все одно же спросишь.

Я рассмеялась.

— Вопрос будет неприятный.

Миролюб посерьезнел и кивнул.

— Чего ты хочешь теперь? В конце всего этого? В прошлый раз… — я запнулась, потому что поняла, что последний наш разговор происходил при весьма неловких обстоятельствах: Миролюб собирался меня убить. — Тогда ты говорил, что это все ради власти.

Миролюб поудобнее устроился у стены и посмотрел вверх, словно мог видеть небо сквозь крышу террасы.

— Все изменилось, ясно солнышко, — негромко произнес он. — Власть теряет смысл, если властвовать ты будешь на руинах. Если нам не удастся обуздать аэтер, мир погибнет. Я долго не хотел в это верить, но савоец умеет убеждать, — Миролюб усмехнулся.

— А если случится так, что я каким-то образом все же возьму под контроль аэтер, мир точно не погибнет?

Миролюб пожал плечами.

— О том я не знаю. Это хванец твой грядущее видит. А я просто… верю.

— Да уж, — зябко поежилась я и после паузы спросила: — А как князь с княгиней? Как Добронега?

— Ты такая… живая, — вдруг произнес Миролюб. — Мир гибнет, а ты о малостях спрашиваешь.

— Потому что для меня это важно. Мой мир просто меньше, чем ваш.

Миролюб покачал головой и снова улыбнулся.

— Князь с княгиней в добром здравии. Добронега в столице долго при Златке и Ратиборке была, а после они вместе в Свирь отправились. Князь ее удерживал, как мог, да она сильно в Свирь рвалась, к Радиму. По тебе горевала сильно. Златке вообще долго не говорили. Только в Свири, верно, и сказали.

Мысль о том, сколько боли принесло мое исчезновение семье Радима, отозвалась болью во мне самой. И ведь не зависело ничего от меня, но я все равно чувствовала себя виноватой в том, что им пришлось пережить.

— А можно еще вопрос? — спросила я после паузы и, дождавшись кивка Миролюба, произнесла: — Ты… жалел, что убил Всемилу?

Миролюб нахмурился и несколько секунд смотрел на меня так, что я решила — не ответит, однако он сказал:

— А ты мастерица по больному... Когда я принял то решение, я не видел иного пути. Это после уже понял, что Будимир так хотел этого брака, чтобы родился нужный ребенок. Но позволь я случиться тому, что он задумал, сейчас своего сына на расправу бы отдавал, понимаешь? Стоило ли это жизни Всемилы? Тогда ее смерть была лучшим выходом. А в этот раз… глянул я на то, как осунулась Добронега, узнав о твоей гибели, да как от Златки это скрывали… Изнутри-то оно совсем по-иному выглядит. Но я не жалею, ясно солнышко. Коль я буду о каждом шаге своем жалеть, никуда вовек не приду. Не ступи я на тот путь, кто знает, сколько за это время жизней прахом бы пошло. Не угадаешь тут никогда.

Я кивнула, понимая, что не могу принять позицию Миролюба, но могу уважать его за честность перед самим собой.

— А я тоже спросить хотел. Мне привиделось, или сын хванца не знает, кто его отец?

Я вдохнула, выдохнула и покачала головой.

— Не привиделось, — призналась я.

— Но почему? — на лице Миролюба читалось искреннее удивление.

— Не было случая сказать. Сначала Альгидрас меня взбесил своими недомолвками, а потом…

— Ясно солнышко, я понимаю, что я не тот, кому ты поверишь, но послушай: он не мог сказать правды. Скажи он ее, твой сын бы погиб.