И ведь не сказать, чтобы мы не привлекали мужского внимания. При всей самокритичности, взращенной с детства завышенными требованиями ('...посмотри на отца, мать, дедушку, бабушку, Валентину Павловну, Петра Сергеевича...') и неистребимым стремлением соответствовать родительским стандартам, я все же осознавала себя в меру симпатичной. Нескромно признать себя сногсшибательной красавицей мешало то, что в детстве я была нескладным ребенком, жутко стеснявшимся своих острых коленок и курносого носа. Почему-то мои нос и веснушки умиляли всех родственников без исключения, что выработало во мне стойкое понимание: все это - недостатки, а родственники таким образом просто пытаются меня поддержать. С возрастом эти комплексы поблекли. Пожалуй, толчком к этому послужила любовная записка, подброшенная в наш почтовый ящик, когда я училась в пятом классе. К ней был приложен мой портрет. Если быть честной, неизвестный художник нарисовал меня не очень похоже, но невозможно порадовал тем, что не уделил особого внимания ни носу, ни веснушкам. А значит, не такими уж приметными они были. Зато он старательно прорисовал глаза и даже раскрасил их в зеленый цвет. Это была единственная цветная деталь на портрете. Тогда я долго рассматривала себя в зеркало и наконец решила, что я, пожалуй, симпатичная. А веснушки? Ну, что веснушки?.. Бывает. И даже фраза, так любимая противным двоюродным братцем 'Опять через дуршлаг загорала!', перестала казаться такой уж обидной. Зато у меня были большие глаза. Впрочем, не такие уж зеленые. А еще все говорили, что у меня красивые волосы. Правда, мне вместо жестких и вьющихся всегда хотелось иметь мягкие и прямые, как у Ольги, но что есть, то есть. Я, вообще, была неким усредненным вариантом: русоволосой, среднего роста, и телосложение у меня было вполне себе средним. Активный образ жизни делал свое дело - мама при виде меня каждый раз заключала, что я морю себя диетами и жизнь без присмотра до добра меня не доведет.
Впрочем, ее выводы были совершенно беспочвенны. Да и продиктованы были не испугом при виде моей мнимой худобы, а скорее желанием иметь больше влияния на мою жизнь. Именно поэтому я с такой радостью съехала от родителей сразу же, как начала прилично зарабатывать. Бесконечного контроля и неудобных вопросов о личной жизни мне хватало с лихвой на воскресных обедах с семьей: обязательных мероприятиях, которых удавалось избежать, лишь отправившись в командировку или, как в этот раз, на отдых. Впрочем, все хорошее имеет тенденцию заканчиваться: уже через четыре дня мы будем в Москве, и на следующий же день меня ждет воскресный обед.
Я вздохнула и побрела в сторону моря. Купаться по-прежнему не хотелось. Какое-то непонятное томление то и дело заставляло замирать, не закончив движения. Возможно, дело было в неприятной теме, затронутой девчонками, или же в мыслях о возвращении в мою жизнь семейных обедов. Как бы то ни было, в тот день я была рассеянной, растерянной... или же просто предчувствовавшей? Я поправила лямку платья и, поудобнее перехватив матрац, шагнула в прохладную воду, еще не зная, к чему приведет этот шаг.
С моей везучестью, в первый же день отпуска я обгорела на солнце, поэтому сегодня лежала на надувном матраце в длинном легком платье, купленном на местном рынке. Наверное, это выглядело нелепо, зато мне не нужно было каждый час мазаться кремом и переворачиваться с боку на бок. Я могла спокойно отплыть подальше от берегового шума и наслаждаться плеском волн, ловить их ладонью, смачивать матрац под щекой и млеть от приятной прохлады. Мне было хорошо. Я подставила лицо солнцу и закрыла глаза. Если бы еще тугой комок недоброго предчувствия, обосновавшийся где-то в районе желудка, куда-нибудь исчез...
Ветер поднялся внезапно. Я резко дернулась, замочив ногу, и обернулась в сторону берега, испугавшись, что мой матрац унесет в море. Запоздало вспомнились слова Ольги о прогнозе погоды '...возможны дожди с грозами'. Сердце застыло, а потом понеслось вскачь. Берега не было. Наверное, я задремала, убаюканная мерным плеском волн. Я ведь отчетливо помнила перекличку с девчонками. В какой момент она прекратилась?
Постаравшись подавить панику и начать рассуждать здраво, я попыталась устроиться поудобнее, чтобы не свалиться в мигом ставшую холодной воду. Так. Спокойно. На дворе двадцать первый век. Не средневековье какое-нибудь. Меня будут искать. Меня непременно будут искать. Я чуть не заорала. Кто? Девчонки? Мы же здесь дикарями! Ни в одном отеле мы не зарегистрированы!
Спокойно! Девчонки остались на берегу, а они, когда нужно, кого хочешь достанут. Меня уже наверняка ищут. Сейчас над головой раздастся гул вертолета, и ко мне спустится такая славная веревочная лестница. Как в кино. Все хорошо. Все хо-ро-шо!