И оживут слова (СИ)

Пришедший поутру Радим запер Серого в загон, потому что двери в дом Добронеги сегодня не закрывались. Без конца кто-то приходил, уходил. Я предложила свою помощь, и Добронега, бросив на меня быстрый взгляд, велела раскладывать мази по горшочкам. Этим я полдня и занималась. Видимо, раненых было больше, чем я могла себе представить. От тревожного и выматывающего ожидания чего-то плохого я устала настолько, что к вечеру мне уже было все равно, приедет ли когда-нибудь князь, привезет ли он сына, нужно ли за кого-то замуж выходить… Меня накрыла такая апатия, какой я еще ни разу не испытывала.

Единственное, что вызывало интерес: чем закончилось дело с кораблем? Почему квары приплыли на корабле Будимира? Но, понятное дело, даже если бы я и спросила, ответа вряд ли бы дождалась. Ибо не женское это дело. В тот день я очень четко поняла разницу между мужчинами и женщинами в этом мире. Так, женщины сновали по городу с лекарствами, а мужчины занимались чем-то малопонятным за стенами дружинной избы. Носившиеся туда-сюда дети сообщили о нескольких гонцах, то ли прибывших, то ли уехавших. В общем, у мужчин жизнь шла полным ходом, а я все раскладывала и раскладывала мазь, которая, к слову сказать, вообще не помогала от боли в руке.

На следующее утро я проснулась поздно и с облегчением поняла, что топоров не слышно. Впрочем, облегчение тут же сменилось осознанием того, что сегодня будет церемония сожжения погибших, а это само по себе радости не прибавляло. Да еще рука болела адски. Я с тревогой пощупала пальцы. Горячими они не были, а то я уж всерьез опасалась чего-нибудь типа гангрены. Робко пожаловалась на боль Добронеге. Та проверила рану, сменила мазь, наложила новую повязку и сказала, что все хорошо. В последнем заявлении я искренне усомнилась. А еще вспомнила Альгидраса, которого и собака покусала, и ранило через несколько дней. Это как же у него все болит-то? И у Радима. Попыталась расхрабриться от этой мысли, но получилось плохо. Они-то привычные. А я в жизни ни одной серьезной травмы не получала.

Ближе к полудню Добронега протянула мне бордовый платок и, увидев мое замешательство, помогла повязать его на плечи. Мы в молчании вышли за ворота и пошли опустевшими улочками к той части города, где я еще не бывала. Знала только, что там есть вторые ворота, ведущие «вглубь земель», как здесь говорили. И снова было ощущение, что город вымер. Как и позавчера, когда все ждали прибытия князя. Сегодня же свирцы провожали своих воинов.

Я смотрела под ноги, стараясь морально подготовить себя к предстоящему зрелищу, но понимала, что даже в теории не представляю себе, как все будет происходить. В фильмах тела складывают на помосты, лодки, корабли, а потом просто поджигают. А все стоят и ждут, когда все сгорит дотла. В принципе, должно быть не очень страшно, если не всматриваться. Но что-то подсказывало, что несколько бессонных ночей мне обеспечено.

Когда Добронега взглянула на меня с тревогой в первый раз, я не придала этому значения. Мало ли? Может, проверяет, нормально ли я выгляжу для предстоящей церемонии. После второго подобного взгляда я немножко напряглась, пытаясь понять, что делаю не так. Мы шли по пустым улицам, я просто смотрела под ноги, никого ничем шокировать, кажется, не могла. Единственное, что пришло в голову: среди погибших мог оказаться тот, кого Всемила слишком хорошо знала, и для нее это могло быть ударом. Я попыталась вспомнить, кого называла Злата, но единственным знакомым именем было имя Радогостя. Радогость был старше Радима. Приемный сын Улеба, привезенный из сгоревшей Ждани. Вряд ли тут была какая-то связь со Всемилой. Впрочем, с уверенностью я этого утверждать не могла. После третьего откровенно обеспокоенного взгляда, брошенного Добронегой, когда мы были уже перед самыми внешними воротами, я не выдержала.

— Что? — как можно тише спросила я, стараясь, чтобы не услышали стражники.

— Ты как, дочка? — раздалось в ответ.

— Я… хорошо, — удивленно откликнулась я.

Рука, конечно, болела, но Добронега об этом и так знала, в остальном же все было в порядке.

— Хорошо, — поспешно откликнулась Добронега и тут же отвернулась, отвечая на приветствие стражников.

Мы вышли за черту города и пошли по вытоптанной дороге. В отдалении слышались голоса, но людей пока скрывали из виду деревья. Открывшаяся через несколько минут картина была настолько масштабной, что я невольно замерла, и тут же заслужила еще один встревоженный взгляд.