И оживут слова

«Темно и страшно бывает не только ночью. Это Всемила знала еще с детства. Знала, что темнота и Тот, кто всегда зовет, могут подкрасться в любой момент. И защитить от них мог только один человек: самый сильный, самый верный. Только рядом с Радимом Тот, кто всегда зовет, отступал. Чуял силу, боялся. Стоило лишь сжать покрепче руку брата, и было не так страшно падать в черноту, потому что даже во тьме Всемила знала, что Радим тоже там, с ней.

Голос был с ней всегда, сколько Всемила себя помнила. И страшный то был Голос. Нет, он не заговаривал с ней почем зря, не пересказывал древние сказания, как бывает с иными. Просто раз за разом налетала чернота, и в ней был Тот, кто всегда зовет. Страшный, злой. Он кричал раз за разом: «Ты будешь моей! Только моей!». И как бы ни вырывалась Всемила, как бы ни билась в путах, чуяла — не вырваться, заберет, вот сейчас заберет. И только Радимушка спасал.

В первый раз Всемила испугалась, что Радим забудет о ней, когда в Свирь приехала Злата. Злата и Радим были нареченными давно. Всемила как-то спрашивала брата, как давно, — так тот только отмахивался. «Всегда, — говорил, — это было». «Всегда» казалось Всемиле слишком долгим сроком. Уже бы и хватит. Пусть бы эта Злата вовсе не появлялась в Свири. Впрочем, сперва она и не появлялась. Радим все больше сам к князю ездил и каждый раз возвращался совсем другой — взрослый, и словно думал все о чем-то. И страшно Всемиле было — словами не описать. Мать тут была не помощница, потому что все повторяла, что за женой Радимушка о сестре не позабудет. А ну как позабудет? Ну как та свои порядки заведет? И хоть знала Всемила, что не такой Радим, чтобы забыть и забавы их детские, и секреты, а все одно… Вдруг?