И оживут слова

О том, что со Всемилой творится дурное, Злата и думать не думала до тех пор, пока не поселилась в Свири. До этого она изредка видела сестру Радима, и казалась та ей жутко избалованной и взбалмошной: делала, что вздумается, ни на кого не оглядывалась. А Радим все ей спускал. Но Злата от всей души хотела с ней поладить. Мнилось ей до свадьбы, что добрыми подружками станут они со Всемилой. Да и отчего им враждовать? Радим у них один, да и Миролюбушка тоже один на двоих будет. Тут живи и радуйся.

Но то, что со Всемилой не поладишь, стало понятно сразу. Уж как Злата ни старалась, даже плакала поначалу, пыталась с Радимом поговорить, но тот только лицом мрачнел, отмалчивался, ничего толком не объяснял. А потом однажды были они у Добронеги, и все хорошо было, только Всемила на скамье вертелась и места себе не находила. Злата сперва думала, от погоды это — на улице как раз гроза собиралась, а потом… Страшно это было. Страшно от того, сколько боли было в голосе Радима, когда тот звал сестру да сжимал изо всех сил ее корчащееся тело. А Добронега только шептала что-то рядом, точно уже давно поняла, что не помочь здесь, лишь переждать нужно.

На Всемилу Злата старалась не смотреть — и так после несколько ночей не спала. Это потом Радим объяснил, что маленькую Всемилу что-то очень сильно испугало. Он и у отца выспрашивал, и у матери. Те ничего не отвечали, но что не родилась она такой, Радим точно помнил. А потом Всемила сильно болела. В жару да в бреду металась. А Радим, хоть сам ребенком был, все у ее постели сидел да за руку держал. Златка все слезы выплакала, пока Добронега ей об этом рассказывала. Сердце разрывалось от боли за Радимушку, что Златка не могла ему — тогда еще совсем мальчонке — помочь, за Всемилку, которой тоже неведомо за что столько боли и страха досталось. И сразу понятно стало, отчего в их доме не было девчонок из деревни и все по хозяйству сами делали. Уж как удалось это скрыть — неведомо. Но из посторонних в Свири только Улеб о беде воеводиной знал.