И оживут слова

Она неловко вздохнула и посмотрела на хмурого Радима, который молча подпирал плечом теплый бок печки. Я не понимала их суеверий, но чувствовала, что это не просто прихоть. Злата на самом деле испытывала мистический страх перед женщиной с длинными седыми волосами. А Альгидрас называл ее Беленой. Для него у нее было имя, а для всех других она была символом смерти и несчастий.

— Дозволь уйти, воевода? — Альгидрас задал свой вопрос, все так же глядя в пол.

Я отметила это «воевода». И видимо не только я.

— Не дозволю! — громыхнул Радим, и мы со Златой синхронно подскочили. Альгидрас даже не вздрогнул. Видно, ждал окрика.

— Твой поход в ее дом не мог обождать пару дней? Пока князь уедет, а? Или нужно было на виду у всей округи, на виду у людей князя?.. — Радим говорил уже гораздо тише, но столько гнева было в его голосе, что я чувствовала, как в животе начинает мелко дрожать от страха, хотя гнев воеводы и не был направлен на меня. — Ты хоть понимаешь, что теперь каждая мышь в княжестве будет говорить, что воевода Свири не может совладать даже с собственным побратимом. Чего уж тогда ждать от остальных воинов?

Альгидрас вскинул голову, будто Радим его ударил. Он расширившимися глазами посмотрел на воеводу, открыл было рот, чтобы что-то сказать, потом медленно закрыл его и только помотал головой.

— Дай угадаю: ты не подумал, да? — прищурился Радим.

Я почувствовала, как Злата, стоявшая за моей спиной, ухватила меня за руку и потянула в сторону покоев Всемилы. Я послушно шагнула назад, не отрывая взгляда от побелевшего Альгидраса.

— Кого другого я бы уже заподозрил в измене, Олег, — устало проговорил Радим. — А вот в чем подозревать тебя, уж и не знаю. Разве что в дурости. Или же в измене?

Радим недобро прищурился, не отрывая взгляда от побратима. В этот момент казалось, что он заполнил собой всю комнату, хотя все так же стоял, прислонившись плечом к печи. Альгидрас зажмурился, сжал на миг переносицу, а потом открыл рот:

— Белена… — Радим выдохнул так зло, что Альгидрас тут же поправился: — Помощница Смерти больна сейчас. Мира мала еще, чтобы могла сама пойти на торг.

Я почувствовала, что Злата перестала меня тянуть, и мы обе застыли на пороге покоев Всемилы, напряженно вслушиваясь в слова Альгидраса. Он говорил с таким жутким акцентом, что я едва его понимала.

— Радим, она ребенок совсем. Пять весен всего. А тут чужеземцы. Сам знаешь, могут и с собой прихватить, и что похуже учинить. И знаешь же, что ни один из твоих людей за девочку не вступится, и княжьи не вступятся. А Беле… больна сильно. Кашель у нее нехороший. Встать не может. Мира сама на торги шла, да я не пустил. Домой отправил. Я только травы отнес и немного помог ей по дому. Она сама справляется, как может. Но пять весен всего... Всемилу в этом возрасте вспомни.

Радим судорожно вздохнул и бросил на меня тяжелый взгляд. Я остро почувствовала, что нам здесь не место, но уйти уже просто не могла. Златка рядом со мной горестно вздохнула и плотнее закуталась в шаль, словно замерзла.

— Радимушка, — пробормотала она. — Не брани его. Не надо.

— Нет, Злата, — Альгидрас посмотрел на жену Радима, застывшую за моим плечом. — Я виноват по вашим законам. Я должен понести наказание. Радим, прости, что это… при людях князя. Но это не ждало два дня. Только… не измена это. Что иное, но не измена.

Радим вскинул голову и посмотрел в дощатый потолок.

— И что мне с тобой делать? — пробормотал он, словно самому себе.

— По вашим законам, — начал Альгидрас, будто отвечал урок, — позорный столб или поруб.

— Ишь ты, — снова разозлился Радим и быстро шагнув вперед развернул Альгидраса к себе, схватив за плечо. — Законы наши знаешь! Выучил! Заноза ты… сказал бы где, да девки тут. Столб? Ох, как давно мне хочется. Только тебя ж первый удар надвое перешибет. А вполсилы мне Свирь не простит. Закон-то для всех один. Убирайся с глаз!

Радим с силой оттолкнул Альгидраса. Тот покачнулся и, глубоко вздохнув, развернулся к двери.

— Куда собрался?! — рявкнул Радим, стукнув кулаком по стене. Посуда на полках зазвенела.

Альгидрас молча развернулся и застыл на месте, никак не комментируя переменчивость приказов.

— Радимушка, — Злата ловко поднырнула под руку мужа и с силой обвила свои плечи его рукой, — мне помощь в сенях нужна. Миролюб не справится. Мы сейчас на стол соберем, поужинаем, а потом вы уже все решите.

И Радим, суровый воин, который только что чуть не проломил стену ударом кулака, крепко прижал к себе жену и, не сказав ни слова, вышел с ней в сени, мимо застывшего как изваяние побратима. А я поняла, что Злата потому и передумала уходить: знала — скоро настанет момент, когда кроме нее никто не сможет разрешить ситуацию так, чтобы никому из мужчин после не пришлось жалеть о содеянном. И Радим позволил ей остаться, потому что ему нужно было, чтобы кто-то его остановил и уберег от того самого последнего приказа, после которого уже ничего нельзя будет исправить.