И оживут слова

Дверь тихо затворилась, и я перевела дух. Альгидрас покрутил головой, словно разминая шею, потер лицо руками и, отыскав взглядом лавку у стены, опустился на нее без сил. Его руки дрожали. Я почти физически почувствовала его опустошенность. Он сцепил руки в замок и поднял взгляд на меня.

— Что значит «позорный столб»? — спросила я, хотя хотела сказать что-нибудь подбадривающее.

— На площади у западных ворот столб есть. Видела?

Я кивнула, вспомнив высокий столб, который стоял посреди площади. Я обратила на него внимание, еще когда мы в первый раз шли с Добронегой на обряд погребения. Но тогда не придала ему особого значения. Ну столб и столб.

— И что там делают?

— Двадцать ударов кнутом. Или больше, если воевода решит.

— Шутишь? — я почувствовала, как сердце застучало в горле. — Его на самом деле используют для наказаний?

Альгидрас рассеянно кивнул.

— А кто… — я сглотнула, — наказывает кто?

— Любой может. Обычно тот, кто обижен виновным.

— Но двадцать ударов — это очень много. Радим не позволит тебя… так, — прошептала я, не желая верить в происходящее.

— Радим — подневольный человек. Он не всегда делает то, что желает. Я ослушался прямого приказа воеводы. Здесь князь, а я подверг сомнению власть Радимира в Свири. — Он вздохнул и расшнуровал ворот куртки, под которым все еще виднелась повязка. — Все должны подчиняться законам, — изрек Альгидрас как аксиому.

Я почувствовала, что начинаю злиться. То ли он так натурально прикидывался идиотом, то ли был им на самом деле.

— Посмотри на себя! — взорвалась я не хуже Радима. — Ты ранен, ты… да ты вдвое меньше любого воина дружины. Ты хоть понимаешь, что с тобой будет после двадцати ударов кнутом?! Ты в себе вообще?

Альгидрас замер, вжавшись в стену, а потом помотал головой и нахмурился.

— Ты злишься сейчас, — Это не был вопросом. — Ты злишься и тебе страшно. За меня?

Я нервно усмехнулась, передернув плечами.

— Тебя смущает, что я волнуюсь за тебя? Так я вообще человеколюбива.

— Нет. Не то. Ты… это странно.

И тут меня осенило:

— Ты почувствовал мои эмоции?

Он снова нахмурился.

— Неважно.

— Еще как важно!

Я метнулась к скамье и схватила Альгидраса за руку. Его руки были горячими в отличие от моих. Он с недоумением посмотрел вниз, потом на меня и открыл рот, чтобы что-то сказать, но я не дала ему такой возможности:

— Что-то изменилось! Понимаешь? И я не знаю, почему. Я сегодня видела прошлое. Тебя и Всемилу. А еще ты тоже можешь меня чувствовать. Не смей отрицать! Я видела.

Последние слова я прошептала ему в ухо, склонившись так близко, что почувствовала, как мокрая прядь его волос скользнула по моему виску. Альгидрас замер изваянием и даже, кажется, перестал дышать. Я попыталась сосредоточиться на его эмоциях и... не почувствовала ничего.

— Так. Стоп! Что ты сейчас делал?

— Ничего, — выдохнул Альгидрас.

Я, отклонившись, посмотрела в серые глаза.

— Что? Ты? Сделал? Это важно. Я пытаюсь понять, как это работает. Почему я ничего не чувствую сейчас?

Альгидрас наморщил нос и посмотрел на огонь в печи, а потом перевел взгляд на меня и отчеканил:

— Тебя удивило, что ты почти на моих коленях, а я спокоен?

Странно, но в этот раз его акцент не был настолько заметен, как в моменты, когда Альгидрас оправдывался или волновался. Он говорил тихо, но очень четко и спокойно. Я выдохнула и отстранилась. Он улыбнулся, а я едва не закипела.

— Ты можешь ответить по-человечески? Я сегодня очень четко чувствовала твои эмоции. Сперва на базаре. Потом здесь. А началось это вообще еще вчера. А сейчас — тишина.

При упоминании базара он нахмурился и отвел взгляд, но тут же снова посмотрел в мои глаза.

— Ты не чувствуешь ничего, потому что ничего нет.

— Не верю!

— В то, что твои старания пропали втуне? Так мне уже не по возрасту лишаться ума от вида девушек, — его голос звучал насмешливо, и это сбивало с толку и злило одновременно. С чего это он так раздухарился?

— Уверен? — прищурилась я, склонившись ближе и упершись ладоями в стену по обе стороны от его лица.

— Побратимство — родство сильнее кровного, — Альгидрас не отрывал взгляда от моих глаз.

Я почти ожидала того, что он покосится на мои губы. Это казалось естественной реакцией, учитывая то, как близко были наши лица. Но он смотрел мне в глаза, и я тоже не в силах была отвести взгляда. В очередной раз я поразилась тому, какие все же серые у него глаза. Как предгрозовое небо. Как тучи, которые нависали сегодня над землей. От этого было даже страшно. Словно вот-вот грянет гром. Мое сердце колотилось в горле и в ушах одновременно. Я чувствовала, что дрожу. Нестерпимо хотелось, чтобы он уже сделал хоть что-то, потому что лично я вообще перестала понимать, как себя с ним вести. При этом я сама не знала, каких именно действий ожидала от него сейчас. Мне было страшно даже просто задумываться об этом всерьез.

Альгидрас вздохнул, не отводя взгляда, и негромко повторил:

— Побратимство — родство сильнее кровного.

Мне очень хотелось узнать, только ли в этом дело, но я молча оттолкнулась от стены, выпрямляясь. Он посмотрел на меня снизу вверх:

— Не нужно так играть. Все равно…