И плачут ангелы

В роскошной карете, запряженной пятеркой белых мулов, сидел верховный правитель. Имея статус частного лица, он располагал такой властью и богатством, какие обычно доступны лишь королям. Его компании принадлежала страна, превышавшая по размеру территорию Соединенного Королевства и Ирландии, вместе взятых, и он правил ею, словно собственным имением. Он создал картель, обладавший не меньшей властью, чем демократически избранное правительство, и контролировавший мировую торговлю алмазами: ему принадлежали шахты, где добывалось девяносто пять процентов алмазов всего мира. На легендарных золотых приисках Витватерсранда его могущество могло быть гораздо большим, если бы он не упустил множество возможностей приобрести участки вдоль жилы, где посреди травянистой равнины, точно плавник акулы, когда-то гордо вздымался богатый золотом хребет, срытый теперь шахтерами.

«Я не чувствую мощи в этой жиле, — однажды сказал Родс, стоя на выступе скалы и мрачно разглядывая ее бледно-голубыми глазами пророка. — Я могу сидеть на краю великой дыры в Кимберли, точно зная, сколько каратов поднимается в каждой бадье, а здесь…» Он покачал головой и уехал, пройдя мимо золотых запасов на сумму в сто миллионов фунтов стерлингов.

В конце концов он был вынужден признать истинную ценность «Хребта белой воды»[4] и собрался второпях скупить несколько еще доступных участков, но ему помешало трагическое происшествие. Близкий друг, славный и очень привлекательный молодой человек по имени Невил Пикеринг, спутник и партнер Родса на протяжении многих лет, упал с лошади. Родс остался в Кимберли, ухаживая за Невилом до самого конца, и тем временем упустил прекрасные возможности. Ему все же удалось основать Объединенную золотопромышленную компанию в Витватерсранде, которая, хотя и не могла сравниться ни с его алмазной компанией «Де Бирс», ни с основным конкурентом — созданной Дж. Б. Робинсоном золотопромышленной империей, все же приносила годовую прибыль в сто двадцать пять процентов.

Родс обладал столь несметным богатством, что, когда ему взбрело в голову развести фруктовые сады в Южной Африке, он приказал одному из своих управляющих купить целую долину Франшхоек.

«Мистер Родс, это обойдется в миллион фунтов стерлингов», — запротестовал управляющий.

«Я не спрашиваю вас, во сколько это обойдется, — разозлился Родс. — Я дал вам приказ, вот и выполняйте!»

Общественная деятельность Родса впечатляла не меньше, чем его состояние.

Он был тайным советником королевы, что давало прямой доступ к людям, правившим величайшей империей в истории человечества. Надо признать, некоторые из этих людей не слишком симпатизировали Родсу. Гладстон как-то заметил: «О мистере Родсе мне известно только то, что он невероятно разбогател в очень короткий срок. Поэтому я не очень-то склонен ему доверять».

Остальная часть британской аристократии относилась к нему не столь критически. Во время его редких приездов в Лондон лорды, герцоги и графы осаждали своего любимца со всех сторон — место в совете директоров БЮАК считалось лакомым кусочком, а намек мистера Родса мог привести к баснословным прибылям на бирже.

Кроме того, мистера Родса избрали премьер-министром Капской колонии, за него отдали голоса все англоязычные избиратели, а также большинство буров благодаря посредничеству старого друга Хофмейра с его Бурской лигой.

Покачиваясь на обитом зеленой кожей сиденье кареты, Родс, неряшливо одетый в мятый костюм, со сбившимся набок узлом галстука, находился в самом зените славы, власти и богатства.

Напротив него сидел Джордан Баллантайн, делая вид, что изучает стенографические заметки, только что надиктованные мистером Родсом, а на самом деле встревоженно наблюдая за хозяином сквозь длинные ресницы. Широкие поля шляпы оставляли в тени глаза, мешая Джордану разглядеть спрятанную в них боль, но лицо Родса горело нездоровым румянцем, и хотя голос звучал, как всегда, уверенно, на лбу, несмотря на утреннюю прохладу, выступил обильный пот.

— Баллантайн! — крикнул Родс высоким, почти жалобным голосом.

Зуга Баллантайн пришпорил коня, подъехал к окну кареты и склонился в седле.

— Скажите-ка мне, дружище, что здесь строят? — спросил Родс, указывая на свежевырытый фундамент и груды красного обожженного кирпича на угловом участке на пересечении двух широких пыльных улиц Булавайо.

— Новую синагогу, — ответил Зуга.

— Ага, значит, мои евреи решили обосноваться всерьез и надолго! — улыбнулся мистер Родс.

Зуга заподозрил, что Родс и так прекрасно знал, что именно здесь строится, и задал вопрос лишь для того, чтобы блеснуть остроумием.

— Тогда моей новой стране ничего не грозит, — продолжал Родс. — Это птички добрых предзнаменований, они никогда не устроят гнездышко на дереве, которое скоро срубят.

Зуга рассмеялся.

Ральф Баллантайн с таким вниманием наблюдал за их дальнейшей беседой, что совершенно позабыл про свою спутницу.

— Я говорю, интересно будет посмотреть, что случится, когда мы доберемся до Ками, — повторила Луиза, шлепнув его по руке стеком.