И плеск чужой воды… Русские поэты и писатели вне России. Книга вторая. Уехавшие, оставшиеся и вернувшиеся

Писал Бабель медленно, скрупулезно, как ювелир, граня свои алмазы, доводя их до бриллиантового блеска. Внешностью Исаак Эммануилович не впечатлял: «Это была фигура приземленная, – вспоминал Лев Славин, – прозаическая, не связанная с представлением о кавалеристе, поэте, путешественнике. У него была большая лобастая голова, немного втянутые плечи, голова кабинетного ученого. Не любил давать интервью. Однажды на вопрос о своих ближайших планах ответил, как отрезал: «Хочу купить козу».

В быту Бабель был насмешником. Часто говорил по телефону: «Его нет. Уехал. На неделю. Передам». Причем говорил это женским голосом. Одну из своих возлюбленных женщин – Тамару Каширину называл по-разному, от «Дорогая красавица средних лет» до «Уважаемая дура!». Однако обижаться на Бабеля было невозможно – умный, лукавый, веселый человек!»

В отличие от Пастернака, Бабель старался идти в ногу с эпохой, он даже на Первом съезде советских писателей пропел осанну Сталину: «…Посмотрите, как Сталин кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры. Я не говорю, что нужно писать, как Сталин, но работать, как Сталин, над словом нам надо».

Но разве Бабель был один, вознося Сталина до небес? Так же пели, хвалили и восторгались другие писатели, в частности, Юрий Олеша, по поводу «нашего друга и учителя, любимого вождя угнетенных всего мира – Сталина». И – бурные, долго не смолкающие аплодисменты.

* * *

А теперь о личной жизни. Бабель женился рано. Отец отправил его для закупки сельскохозяйственных машин к промышленнику Гронфельду, и Исаак познакомился с его дочерью гимназисткой Женей. О женитьбе не могло быть и речи: студент-голодранец и богатая наследница. Молодые люди бежали в Одессу. Старик Гронфельд был вне себя от ярости и проклял весь род Бабелей до десятого колена, а дочь лишил наследства. Чем не сюжет для бабелевского рассказа?

В семейную жизнь вмешались трудности советского быта и эмиграция. Семья писателя перебралась на Запад. Мог и он там остаться, но этого не сделал. Почему? В конце 1932 года в Париже Бабель говорил художнику Юрию Анненкову:

«У меня – семья: жена, дочь, я люблю их и должен кормить их. Но я не хочу ни в коем случае, чтобы они вернулись на советчину. Они должны жить здесь на свободе. А я? Остаться здесь и стать шофером такси, как героический Гайто Газданов? Но ведь у него нет детей! Возвращаться в нашу пролетарскую революцию? Революция! Ищи-свищи ее! Пролетариат? Пролетариат пролетел, как дырявая пролетка, поломав колеса! И остался без колес. Теперь, братец, напирают Центральные комитеты, которые будут почище: им колеса не нужны, у них колеса заменены пулеметами!.. Все остальное ясно и не требует комментариев, как говорится в хорошем обществе… Стать таксистом я, может быть, и не стану, хотя экзамен на право управлять машиной я, как вам известно, уже давным-давно выдержал. Здешний таксист гораздо свободнее, чем советский ректор университета… Шофером или нет, но свободным гражданином стану…» Не стал, вернулся на родину.

Еще раньше, 28 октября 1928 года, Бабель писал матери Фане Ароновне: «Несмотря на все хлопоты – чувствую себя на родной почве хорошо. Здесь бедно, во многом грустно, – но это мой материал, мой язык, мои интересы. И все больше чувствую, как с каждым днем я возвращаюсь к нормальному моему состоянию, а в Париже что-то во мне было не свое, приклеенное. Гулять за границей я согласен, а работать надо здесь».

Жизнь наперекосяк: жена в Париже, Бабель в России. И это счастливая семейная жизнь? Конечно, Исаак Эммануилович одиноким не оставался: женщин привлекал его интеллект, юмор и природное обаяние. Одна из них – актриса театра Мейерхольда Тамара Каширина, которая родила Бабелю сына Мишу и… вышла замуж за другого, за писателя Всеволода Иванова, автора знаменитой пьесы «Бронепоезд 14–69» (очевидно, бронепоезд оказался более надежным средством передвижения по жизни, чем лукавый сатирик из Одессы).

А какие замечательные письма писал Бабель Тамаре Кашириной:

«Мой милый, чудный, любимый друг!.. Тамара, утешение мое на земле, пишите мне каждый день. Я чувствую, что заслужил это. Я думаю о Вас с отчаянием и любовью, от которых некуда бежать… Я очень грустен в Киеве. Какая несправедливая жизнь, какие ненужные кругом люди… Кашироч-ка… милая, не оставляйте меня одного… Дух мой грустен. Его надо лечить. Не тебя ли взять в доктора? Нет. Рецепт мне известен. Это – одиночество, свобода, бедность. Я медленно иду к этой цели…»