И по делам твоим воздастся (СИ)

- А вы пытались что-нибудь предпринять?

- Если, честно, нет. Пока она чудила тихо у себя в доме, мы просто закрывали на это глаза, хотя, может и грех совершили. – Вздохнула тетушка.

- Да немного вы нам поведали. – Опечалился Семен Михайлович.

- Но, мы нашли дневники тети. – Торжествующе сказала я.

Наши гости встрепенулись, глаза Семена Михайловича заблестели.

- Какие дневники?

- Ее дневники, за разные годы, одиннадцать тетрадей. Это, конечно не все, часть, наверно потерялась при переездах, что-то она сожгла, Анна Ивановна, ты же рассказывала, что Дарья Любомировна сожгла кое-какие бумаги перед смертью?

- Да, она летом умерла, нас удивило, что печь теплая, а когда золу чистить стали, целый ворох не догоревших полностью бумаг, писем и тетрадей выгребли. Никто в том разбираться не стал, выбросили, да и дело с концом.

- Надеюсь все же, мы найдем что-нибудь интересное в них!

- Может, вы позволите, нам поискать? – вкрадчиво спросил Семен Михайлович.

- Нет, это наша родственница, кто ее знает, чего она там писала, мы сами поищем, если скажите на что обращать внимание. – Я была категорична, не хватало только, что бы в нашем семейном грязном белье рылись посторонние.

- Ну что ж тогда ищите знакомые имена, не обязательно фамилии, фамилию можно сменить, а имена, в основном не меняются с рождения. Мы откланяемся, пожалуй, надо проверить еще одну версию, а вы пока читайте тетради, если вдруг чем-то заинтересуетесь, любое отклонение или непонятное место в записях, обязательно сообщите. С вашего позволения, мы вас завтра посетим. – И Семен Михайлович с Георгием поднялись.

К вечеру у меня от чтения уже раскалывалась голова. Дневники эти были за разные годы. Некоторые шли подряд, потом, почти с десятилетними перерывами, последний касался уже времени проживания в тут, в поместье.

Дарья Любомировна оказалась прелюбопытной особой, по этим записям было видно, как менялся человек на протяжении лет. Первые дневники написаны восторженной девушкой, описание балов на несколько страниц, прогулок, подробные описания платьев дам и кто какие комплименты ей сказал. Иногда месяц расписывался по дню, а, например, за август какого-то года, года она не указывала, была только одна запись: «Скучно!». Потом чувствовалось, что пишет уже зрелая и во многом пресыщенная женщина. Колкие, едкие характеристики знакомых, сетования на отсутствие денег, на пристрастие мужа к игре. Жалобы на родителей отказавшихся ссудить очередной раз деньгами. Потом, вдруг, радостные записи. Умер отец Юрия Дмитриевича, мужа, оставил наследство, уже изрядно прохудившееся, но все же немалые деньги. Меня даже покоробило, от этих строк, Дария Любомировна, даже не пыталась создать видимость скорби, она искренне радовалась смерти родственника. Потом опять пошли сетования. Видно наследство промотали довольно быстро. К тому же тетка, верной женой не была. Время от времени встречались имена ее возлюбленных, то восторженные записи о головокружительной любви, потом злые, короткие строки о ненависти и расставании. Более всего меня покоробило описание аборта, от ребенка тетка избавилась потому, что забеременела от любовника. Я, конечно, знала о подпольных операциях, официально подобное детоубийство было запрещено, если бы словили того человека на горячем могли судить как убийцу. Но многие врачи практиковали эти операции в подполье, ибо за них щедро платили. Она очень жалеет себя, какая она бедная, а известие о том, что больше детей у нее не будет, воспринимает равнодушно, даже радуется, мол, больше не придется переживать о беременностях. Эта часть произвела на меня такое тяжелое впечатление, что дальше я читала, вяло, пробегая страницы глазами. Наконец отбросила очередную тетрадь, надо отдохнуть.

Анна Ивановна дремала в кресле, пенсне сползло на сторону, тетрадь лежала на коленях, а тетушка, подперев голову рукой, тихо посапывала. Я решила ее не будить, прошлась по комнате, потянулась, все уже давно ушли спать, девочки сначала составляли нам компанию, потом им надоело. Больше всего тетрадей переворошила я, но чтиво это оказалось утомительным не столько для глаз, сколько для души.