И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы

По Неве плывут плоты
еле-еле.
По Неве плывут плоты —
плиты елей.

Вот плоты плывут подряд
в страны дальние.
Вот плоты застопорят
у Ростральных.

И пойдут по мостовым,
ковыляя,
и прильнут к мостовым
комлями.

Зацветет на берегах
бор еловый.
Будет хвойный перегар
в буреломе.

Птичий щебет —
          хоть куда!
Диспут птичий!
И медведи загудят
деспотично!

Бревна к бревнам —
            впритык
еле-еле,
по Неве плывут плоты —
плиты елей.

От Невы каждый вал —
пуд, наверно!
И пульсирует Нева,
будто вена!

Красные листья

Красные листья,
красные листья,
бегают, будто красные лисы,
вдоль переездов железнодорожных,
вдоль перелесков,
по гроздьям морошки,
по родникам,
        прозрачным, как линзы,
бегают листья,
красные лисы.
         Им бы на кленах,
         да
         на суку,
         да
         на черенки паутинки цеплять.
Красные листья ловят секунды,
ловят,
как лисы
      ловят цыплят.

Бури сорвали
красные листья,
но не втоптали в почву!
Не втопчут!

Бегают листья – красные лисы
с кочки на кочку,
с кочки на кочку,
мимо шлагбаумов черно-белых
бегают,
     бегают,
          бегают,
              бегают…

Старик и море

Если нырнуть в первую прибрежную волну и вынырнуть со второй, то как бы ни был силен пловец, его неизбежно унесет в море.

Их было двое:
старик и море.
А пена —
розовая
пряжа!
А брызги —
розги,
а брызги —
пряжки!
Прожектора уже умолкли.
Их было двое:
старик и море.
И дело двигалось к рассвету.
Песчаник —
желтизна и глянец.
Первоначальный луч – разведчик
по волнам расплывался кляксой.
Как окрыленно
взмывали воды!
Валы-рулоны,
рулоны —
ордами
     на берег
          маршировали
                   друг за другом,
горбатый берег
бомбардируя.
Их было двое:
старик и море.
Старик
в брезенте, как в скафандре,
старик
в резине, как в ботфортах,
старик был сходен с утиль-шкафами
по приземленности,
по форме.
Нос ромбом.
Желваки шарами.
Щетина – частокол на скулах.
Щеку перекрестили шрамы —
следы пощечины акулы.
Да,
щеки – зернами брезента,
дощаты руки от усилий.
Старик был прочен и приземист,
как, повторяю, шкаф утильный!
Старик предчувствовал:
неделя,
от силы – год,
и он не сможет
севрюжин, сумрачных, как дебри,
приветить старческой кормежкой.
Ему привиделось:
в больнице
старик жевал диет-питанье.
И ржали сельди-кобылицы,
и каблуками его топтали.
Чужие сети
    седлали
    сельди.
    Галдело
    море —
    во всей гордыне!
    И молодые вздымали сети.
Гудели мускулы,
как дыни.
На берегу канаты.
Канты
на мотоботах.
Крабы – стадо!
Старик шагнул в волну, как в хату.
    И всё.
    И старика не стало.
Как окрыленно
взмывали воды!
Валы – рулоны!
    Рулоны —
    орды!
    А пена —
    розовая
    пряжа!
    А брызги —
       розги!
    А брызги —
       пряжки!
    И все равно
       их было двое:
       Старик
       и Море!

Краснодар