И повсюду тлеют пожары

Эта филиппика подтвердила давние подозрения Элизабет: все эти годы Элена наращивала кредит. Может, она взаправду хотела помочь, может, действовала по доброте душевной. И однако вела учет всего, что сделала для Элизабет, до последней крохи поддержки, и теперь ждала уплаты. Элена считает, что я ей должна, сообразила Элизабет; Элена считает, что это по справедливости, что по правилам она должна получить то, что заслужила.

– Надеюсь, ты не думаешь, что и всем своим браком я обязана тебе, – сказала Элизабет, и миссис Ричардсон опешила от ее резкости.

– Конечно, я не о том… – начала она.

– Я всегда помогу тебе чем смогу, ты знаешь. Но есть закон. И этика, Элена. Я разочарована – удивительно, что ты вообще об этом просишь. Ты же всегда так переживала, что правильно, а что неправильно.

Глаза их скрестились над столом; миссис Ричардсон никогда не видела у Бетси такого ясного, такого прямого, такого яростного взгляда. Обе молчали, и в раздувшемся пузыре тишины на столе зазвонил телефон. Элизабет еще миг не отводила глаза, а потом сняла трубку:

– Элизабет Мэнуилл. (Невнятное бормотание в динамике.) Ты меня застал на пороге. Я ухожу на обед. (В трубке еще побормотали. Миссис Ричардсон показалось, что там извиняются.) Эрик, мне не нужны оправдания – мне нужно, чтобы все было сделано. Нет, я жду уже неделю. Больше ни минуты. Так, слушай, все, я сейчас спущусь. – Элизабет повесила трубку и повернулась к миссис Ричардсон: – Мне надо сбегать вниз – я жду отчета и приходится пинать их на каждом шагу. Одна из прелестей директорства. – Она поднялась. – Пять минут. Я вернусь, и сходим пообедать. Я с голоду умираю, а в полвторого у меня совещание.

Она ушла, а миссис Ричардсон посидела одна в ошеломлении. Бетси Мэнуилл так с ней разговаривала? Правда? Бетси Мэнуилл намекала, что она, миссис Ричардсон, поступает неэтично? И эта колкость напоследок, про директорство – словно Бетси напоминала ей, до чего она важная птица, словно говорила: я теперь буду поважнее тебя. Хотя миссис Ричардсон и помогла ей получить эту самую работу. Миссис Ричардсон поджала губы. Дверь в кабинет прикрыта; снаружи никто не заглянет. Она обогнула стол, пихнула мышь по коврику, и черный монитор Элизабет воссиял: таблица с расходами от начала года и по сей день. Миссис Ричардсон задумалась. Наверняка в клинике есть какая-то база данных с картами пациентов. Щелчком мыши она свернула таблицу – и опля, фокус-покус: окно со списком пациентов за нужный период. Миссис Ричардсон окатило самодовольство. Значит, Бетси передумала в последний момент. А я что говорила? Рохля.

Миссис Ричардсон склонилась над столом и торопливо пролистала список. Биби Чжоу не нашла. Но в глаза бросилось имя в конце, в первых числах марта. Пёрл Уоррен.

Спустя шесть минут, когда Элизабет Мэнуилл вернулась, миссис Ричардсон вновь сидела в кресле, безмятежная и невозмутимая, и только одной рукой стискивала подлокотник. Она опять открыла на экране таблицу с бюджетом, усыпила монитор, и Элизабет, после обеда вернувшись за стол, ничего не заметит. С облегчением закроет список пациентов, гордясь собой: наконец-то она бросила вызов Элене Ричардсон.

– Пошли обедать, Элена?

За сааг панир и курицей тикка масала миссис Ричардсон взяла Элизабет за локоть:

– Мы давние подруги, Бетси. Мне было бы очень больно, если бы эта история нас рассорила. Надеюсь, не стоит говорить, что я прекрасно все понимаю и не держу обиды.

– Ну конечно, – сказала Элизабет, вилкой пыряя кусок курицы.

С самой клиники Элена Ричардсон была чопорна и холодновата. Всегда такая была, думала Элизабет: обворожительная, и великодушная, и сыплет любезностями, а потом, если ей что-то нужно, не сомневается ни секунды, что ты не сможешь отказать. Ну, значит, Элизабет совершила невозможное: она отказала.

– А Лекси по-прежнему в театре? – спросила она, и до конца обеда они сводили светскую беседу к общим знаменателям: дети, дорожные пробки, погода. Вообще-то эти две женщины обедали вместе последний раз, хотя до конца жизни будут сердечно друг с другом раскланиваться.