Пресс-конференция непредвиденно затянулась: почти у всех СМИ нашлись вопросы к Маккалла, и те, ослепленные своей удачей, не уходили, пока не ответят всем. Они рады, что эта пытка закончилась? Еще бы, конечно, рады. Каковы их планы на ближайшие дни? Теперь, когда Мирабелл с ними насовсем, они возьмут передышку, побудут дома. Не терпится жить семьей. Что они приготовят для Мирабелл дома первым делом? Макароны с сыром, ответила миссис Маккалла, ее любимое. Когда завершится оформление документов на удочерение? Они надеются, что очень скоро.
На задах толпы подняла руку журналистка с Девятнадцатого канала. А они сочувствуют Биби Чжоу, которая больше никогда не увидит свою дочь?
Миссис Маккалла закаменела.
– Давайте не будем забывать, – огрызнулась она, – что Биби Чжоу не смогла позаботиться о Мирабелл, что Биби Чжоу бросила дочь, отказалась от своих материнских обязанностей. Конечно, мне грустно, что кому-то на долю выпало такое. Но важно помнить: суд решил, что мы с Марком – самые подходящие родители для Мирабелл, и теперь у нее будет надежный стабильный дом. По-моему, это говорит само за себя, нет?
Когда пресс-конференция завершилась и супруги Маккалла насовсем увезли Мирабелл домой, дело близилось к половине шестого. Поскольку мистер Ричардсон участвовал в процессе, его жена не могла писать для “Сан-пресс” заметку о постановлении судьи, и вместо нее отрядили Сэма Леви. Миссис Ричардсон взяла его темы – муниципальную политику. Она наконец сдала материалы и прибыла домой лишь около девяти. Дети разбежались кто куда. Машин Лекси и Трипа нет, в кухне на столешнице нашлась записка:
Дверь у Иззи была закрыта, в комнате завывала музыка. Иззи ушла наверх прежде, чем принесли пиццу, и с тех пор сидела у себя, размышляла о Биби – о том, какая та была уничтоженная. Иззи хотелось кричать, поэтому она сунула в проигрыватель диск Тори Эймос и посильнее выкрутила громкость, чтоб Тори Эймос покричала за нее. А еще Иззи хотелось плакать – а она никогда не плакала, не плакала уже много лет. Она лежала на кровати и, чтобы не лить слезы, впивалась ногтями в ладони, оставляя на них рядок полумесяцев. К тому времени, когда мать прошла мимо ее двери и дальше по коридору, к спальне Сплина, Иззи прослушала альбом четыре раза и как раз приступила к пятому.
Будь сегодня нормальный день, миссис Ричардсон открыла бы дверь, велела бы сделать потише, пренебрежительно отметила бы, до чего гнетущую и агрессивную музыку вечно слушает Иззи. Но сегодня у миссис Ричардсон были дела поважнее. Она прошагала по коридору и постучалась к Сплину.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она.
Сплин валялся на кровати, что-то корябая в тетради, а рядом с ним валялась гитара.
– Чего, – сказал он, не подняв глаз.
Когда мать вошла, он не потрудился встать, и это раздосадовало ее еще больше. Она закрыла дверь, шагнула к постели и вырвала тетрадь у Сплина из рук.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – скомандовала она. – Я все знаю, между прочим. А ты думал, я не узнаю?
Сплин вытаращился:
– Что ты знаешь?
– Ты думал, я слепая? Ничего не замечу? – Миссис Ричардсон захлопнула тетрадь. – Вы оба вечно сбегаете куда-то. Я же не дура, Сплин. Конечно, я знала, чем вы занимаетесь. Но я не думала, что ты настолько безответственный.
Музыка у Иззи в спальне выключилась, но ни Сплин, ни мать не заметили.
Сплин оттолкнулся от кровати и неторопливо сел. – Ты
– Я все знаю, – повторила миссис Ричардсон. – О Пёрл. О ребенке. – Его потрясение, его огорошенное молчание ответило ей на все вопросы. Он не знает, догадалась она. – Она тебе не сказала? (
Сплин медленно, холодно отнял руку.
– Мне кажется, ты ошиблась сыном, – сказал он. Настал черед миссис Ричардсон опешить. – Между нами с Пёрл ничего нет. Ребенок не мой. – Он усмехнулся – получился сдавленный, горький кашель. – Спроси лучше у Трипа. Это же он ее трахает.