Но сильнее всего зубочистки повлияли на саму Иззи. Она все вспоминала, как в тот день Мия улыбнулась – как выдала умение восторгаться озорством, нарушением правил. Мать Иззи была бы в ужасе. Иззи распознала в Мие родственную душу – в сердце Иззи тоже нередко вспыхивала эта подрывная искра. После школы Иззи больше не запиралась в спальне: она спускалась, едва приходила Мия, и торчала на кухне, пока Мия стряпала, что немало изумляло остальных детей. Да и наплевать. Мия завораживала Иззи – остальное Иззи не волновало. А спустя еще несколько дней Мия открыла дверь квартирки на Уинслоу и на пороге узрела Иззи.
– Я хочу быть вашей ассистенткой, – выпалила та.
– Мне не нужна ассистентка, – сказала ей Мия. – И я не уверена, что твоей матери это понравится.
– Мне все равно. – Иззи взялась за косяк, словно боялась, что Мия захлопнет дверь у нее перед носом. – Я хочу научиться тому, что вы делаете. Могу вам реактивы смешивать или бумаги сортировать, например. Что угодно.
Мия помялась.
– Я не могу себе позволить ассистентку.
– А не надо мне платить. Я забесплатно. Пожалуйста. – Иззи не привыкла просить об одолжениях, но в голосе ее Мия расслышала не желание, а нужду. – Что надо сделать, я сделаю. Ну пожалуйста.
Мия сверху вниз посмотрела на Иззи – на эту своенравную, кипучую, яростную девочку, внезапно оробевшую, и подавленную, и в отчаянии. Странное дело: похожа на Мию в том же возрасте – на Мию, что бродила по городу, лазила через заборы и стены в поисках удачного кадра, вызывающе транжирила материны деньги на пленку. Настырная сверх всякой меры. Искра в душе Иззи коснулась искры в душе Мии – и вспыхнул пожар.
– Ладно, – сказала Мия и открыла дверь пошире, пропуская Иззи в дом.
8
Очарование не рассеивалось. Иззи больше не уединялась в спальне со скрипкой – из школы она шла в дом на Уинслоу, за полторы мили, где у Мии кипела работа. Иззи наблюдала, училась кадрировать, проявлять пленку, печатать снимки. Пёрл тем временем поступала ровно наоборот – со Сплином шла пешком к его дому, болталась в солярии с тремя старшими детьми Ричардсонов. В глубине души она была признательна Иззи за то, что отвлекает мать: Пёрл столько лет провела с матерью наедине и теперь блаженно растягивалась на огромном диване Ричардсонов. В пять вечера Иззи запрыгивала на пассажирское сиденье “кролика”, и Мия ехала к Ричардсонам, где Иззи пристраивалась на краешек кухонной столешницы, а Мия готовила ужин, чутко прислушиваясь, что творится за стенкой, у дочери и остальных. Лишь когда Мия уезжала домой – на сей раз увозя на пассажирском сиденье Пёрл, – Иззи выходила к братьям с сестрой и плюхалась на диван.
– Кое-кто влюбился в Мию, – нараспев произносила Лекси, а Иззи закатывала глаза и удалялась наверх.
Но, пожалуй, да –
– Я не знаю, – сказала она. – Это всё… так я понимаю, о чем думаю.
Она обвела рукой канцелярский нож на столе и фотографию, которую аккуратно резала: вереница машин мчится по мосту Лорейн-Карнеги под бдительным взглядом двух громадных статуй, выточенных в опорах моста. Мия тщательно вырезала все машины, оставляя только их тени.
– У меня нет плана, увы, – сказала она, снова берясь за нож. – Но плана нет ни у кого, кто бы что ни говорил.
– У моей матери есть план. Она считает, у нее спланировано все.
– Наверняка ей от этого легче.
– Она меня ненавидит.
– Ой, ну Иззи. Не может такого быть.
– Нет, правда. Ненавидит. Поэтому ко мне цепляется, а к остальным нет.
Работая у Ричардсонов, Мия и впрямь уже успела понаблюдать странные отношения Иззи с родными, особенно с матерью. Честно говоря, мать с Иззи
– Иззи, – сказала Мия, – я знаю один секрет. Очень часто родители видят своих детей не очень-то отчетливо. А в тебе столько прекрасного.