И повсюду тлеют пожары

Более того, Маккалла вполне доказали, что готовы посвятить себя воспитанию ребенка. Согласно имеющимся документам, они десять лет пытались зачать, а потом еще четыре года ждали усыновления. Они обращались за консультацией ко всем медицинским специалистам в Кливленде и окрестностях – в том числе лучшим репродуктологам Кливлендской клиники, – а затем наняли самое уважаемое агентство по усыновлению в штате. Это разве не означает, что с ними ребенок будет окружен заботой и лаской и получит все возможности для развития?

(Но у девочки уже есть мать. Кровь матери течет в ее венах. Эта мать носила ее в утробе месяцами, чувствовала, как ребенок брыкается и переворачивается внутри, двадцать один час выталкивала ее лицом вверх и кричала в ослепительные лампы родовой палаты, разразилась слезами восторга, впервые услышав голос дочери, и – еще прежде, чем медсестры обтерли ребенка, еще прежде, чем они перерезали пуповину, – ощупала ее всю, ее крошечные раздутые ноздри, и бледные тени бровей, и скользкие подошвы – проверяла, что девочка целая, что она вылезла вся, заучивала ее всю наизусть.)

Если опека вернется к Биби, она, разумеется, будет растить ребенка в статусе работающей матери-одиночки. Кто будет заниматься девочкой, пока Биби на работе? Разве ребенку не будет лучше в семье с двумя родителями – один из которых не работает и всегда дома, посвятит ее воспитанию все свое время, – а не в детском саду с утра до ночи? И разве девочке не будет лучше с матерью и отцом, если учесть, что, согласно исследованиям, в жизни ребенка важна сильная мужская фигура?

(Вот к чему сводилась дискуссия снова и снова: что делает человека матерью? Только биология – или любовь?)

* * *

Мистер Ричардсон в зале судебных заседаний радовался, что никто не слышал прений последнего дня, когда вызвали миссис Маккалла. Она вышла вперед – в суде по семейным делам нет свидетельской кафедры, только кресло сбоку от судьи – и села, и он видел, как она нервничает, потому что она так и сяк скрещивала лодыжки, потому что она никак не могла решить, куда деть руки – на подлокотники или в мягкий гамак юбки. Прежде мистеру Ричардсону не приходило в голову, что кафедра в суде, пусть формальная и грозная, прячет тебя от пояса и ниже: по крайней мере, весь мир не увидит, как суетятся твои ступни, – сколько бы ни судили тебя, хотя бы ноги твои никто не осудит.

Встать и приступить к допросу Эд Лим не торопился. Был он высок, особенно для азиата: шесть футов, худой и гибкий, ему в баскетбол бы играть с такой конституцией – и да, он играл, форвардом в основном составе школьной команды в шестидесятых. В школе их с миссис Маккалла разделяло всего три года, оба – уроженцы и выпускники Шейкер-Хайтс, и до этого дела Эд Лим только и помнил про миссис Маккалла, что это застенчивая пухловатая девятиклассница с длинными золотисто-каштановыми волосами. Он был одним всего из двоих азиатов в своем классе – второй была Сьюзи Чан; ребята дразнились, что эти двое вырастут и поженятся. Они, само собой, не поженились: Сьюзи сразу после выпускного уехала в Орегон, но в итоге Эд и впрямь женился на милой китаянке, тоже из первого поколения, как и он; познакомились в колледже. Миссис Маккалла, впрочем, ничего этого не помнила – не помнила даже Сьюзи Чан, с которой год выступала в команде чирлидеров.

– Итак, миссис Маккалла, – сказал Эд Лим, отложив ручку на стол. – Вы всю жизнь прожили в Шейкер-Хайтс, не так ли?

Миссис Маккалла признала, что так оно и есть.

– Средняя школа Шейкер-Хайтс, выпуск тысяча девятьсот семьдесят первого года. Вы учились в местных школах с начала до конца?

– С детского сада. На Бульваре, когда еще учились с детского сада до восьмого класса. И старшие классы, конечно.

– А потом в Университете Огайо?

– Да. Выпуск тысяча девятьсот семьдесят пятого.

– А потом уехали назад в Шейкер-Хайтс? Сразу?

– Да, мне здесь предложили работу, а мы с мужем – тогда еще женихом – хотели создать здесь семью.

Она стрельнула глазами в мистера Ричардсона, и тот легонько ей кивнул из-за стола. Они это обсуждали: главное – при каждом удобном случае напоминать судье, как она и мистер Маккалла хотели этого ребенка, как важна для них семья, как они преданы маленькой Мирабелл.

– То есть вы прожили в Огайо всю жизнь. – Эд Лим присел на подлокотник своего кресла. – Родители Мэй Лин, как мы все теперь знаем, приехали из Гуандуна. Или, может, вы эту область знаете как Кантон? Вы там бывали?

Миссис Маккалла поерзала.

– Разумеется, мы планируем отвезти Мирабелл, посмотреть ее наследие. Когда она чуть подрастет.

– Вы говорите на кантонском?

Миссис Маккалла потрясла головой.

– На мандаринском? Шанхайском? Тайшаньском? Любом диалекте китайского?

Мистер Ричардсон раздраженно пощелкал кнопкой ручки. Нет, ну вот теперь Эд Лим просто выпендривается.

– Вы вообще изучали китайскую культуру? – спросил тот. – Китайскую историю?