И придет волчица

Давно так нужно было сделать. Без шума, без лишнего позерства. Без обещанной мучительной смерти. Хотя ее-то для этой саатарской погани он организовал бы с удовольствием. И последние слова дружка передал бы. Как там сидэ Иоллар изволили высказаться?

— Сдохни, мразь! — прошептал колдун, глядя вслед выскочке-ученице с нескрываемой ненавистью. От кого скрывать-то? Никто ведь не видит…

Глава 5

В первый раз это случилось, едва я миновала замковый мост и выехала на ведущую к дому дорогу. Я едва успела соскочить с кера и добежать до ближайших кустов, как мой взбунтовавшийся желудок избавился и от целебного зелья, и от остатков съеденного за обедом супа. Обратно в седло я влезла с трудом, и по дороге к горлу не раз подкатывали тошнотворные спазмы.

Добравшись домой, отодвинула со своего пути вставшего в позу возмущенного брата Эн-Ферро и помчалась в уборную.

Что ж это за безобразие такое и когда оно кончится?!

Безобразие кончаться не хотело. Пришлось выпить еще два ковша воды, чтобы выворачивающемуся на изнанку организму было, что выворачивать.

— Это нормально? — уже в сотый раз спрашивал Лайс невозмутимую Маризу.

— Нормально, — в сотый раз отвечала она.

Нихрена не нормально! — хотелось заорать мне, но всякий раз, как я собиралась это сделать, меня буквально сгибало пополам и…

— Ну, не совсем нормально, — созналась, наконец, доктор Гиалло. — Но у большинства женщин…

Плевать я хотела на большинство женщин! Мне такого счастья не надо!

— Если ты объяснишь мне причину и механизм, то, возможно, я смогу…

Маризочка, миленькая! Объясни ты ему механизм!

— Основной причиной обычно полагают нарушение взаимоотношений центральной нервной системы и внутренних органов, но на практике…

Абсолютно не желая все это слушать, кое-как распрямилась и поползла вдоль стеночки в свою спальню…

— Галчонок, — заглянул спустя несколько минут Лайс, — ты не спишь?

Поспишь тут.

— Мариза говорит, что ничего страшного нет. И вмешиваться не советует. Да и я не рискну. Гормональный баланс и всякое такое… Ты прости, я с беременными как-то до этого дела не имел. Можно немного работу печени подправить, попробовать токсины вывести…

— Посиди со мной, и все.

Токсикоз, в конце концов, дело обычное. Соня наша, помню… Надо же, я еще Соню помню!

— Гал, ты зачем снова в Школу ездила? Мало тебе было неприятностей с платьем, так ты теперь и ботинки потеряла?

— Не потеряла, — пробормотала я, прижав к щеке его теплую руку. — Завтра заберу. Все завтра…

Желудок наконец-то успокоился, и я почувствовала, как начинают слипаться глаза.

— Расскажи мне что-нибудь хорошее.

— Что?

— Расскажи мне про Пиан, Ил говорил, там красиво.

— Ил вообще горы любил. А на Хиллу мы тогда за другим пришли, нам в предгорье нужно было, шамана одного вирайского найти. Пришли в селенье, а нам говорят, он в горы ушел. Мы проводника наняли…

Я уже слышала эту историю во всех подробностях, а потому не вижу ничего страшного в том, что сейчас отключусь и перестану слышать тихий ласковый голос сидящего у моей постели мужчины. И я засыпаю.

Сначала приходит пустота. После из этой пустоты вырастают высокие заснеженные вершины далекого Пиана, которые я видела лишь в путеводителе по Хилле. Я смотрю на протянувшиеся до самого горизонта горы, пытаясь отыскать на опасных склонах фигуру одинокого путника, потерявшего свою группу, сорвавшись вниз на одном из ледников и лишь чудом оставшегося в живых, но продолжившего это рисковое восхождение. Ищу глазами этого упрямого и дерзкого мальчишку, что дойдет все же до верхнего лагеря и с триумфом вернется в долину, для того, чтобы спустя несколько лет ворваться ураганом в мою жизнь, изменив ее раз и навсегда. Ищу так, словно сумей я различить на бескрайнем белом полотне маленькую темную точку, все вдруг изменится. Вернется. Возвратится к тому дню, когда этот самый мальчишка будет стоять передо мной, волнуясь и путаясь в словах, чтобы объясниться в том, чего не совершал, что бы сказать те несколько слов, что я так ждала все то время, пока он был еще со мной.

— …Кем бы ты ни была, ты нужна мне. Очень.

И я бросилась бы к нему, обняла крепко-крепко, не желая больше других объяснений, и просто сказала бы:

— Ты мне тоже очень нужен, любимый.

Все это было бы. Все это могло бы быть. Но я никого не вижу на снежных склонах, никто не услышит, даже если я стану кричать эти слова, а горное эхо подхватит их и унесет к облакам. Никто…

И ярким болезненным всполохом встает перед глазами стена огня, заслоняя холодные горы, дышит жаром в лицо. А из самого сердца пламени выползает серое облако, из которого вытягивается в мою сторону толи рука, толи звериная лапа, силясь коснуться меня:

— Ты нужна мне!

…Нет, это не токсикоз. Это мой малыш, рассерженный болезненными событиями трудного дня, напоминает о себе безответственной матери. Маленькая месть маленького человечка. Что ж, заслужила.

Мысли о мести заставили открыть глаза и сесть на постели. Месть? Блюдо, которое подают холодным? Не уверена, что стану есть это с удовольствием…