И пришел доктор...

Опять уснул я как-то раз
И вновь Морфей мне сон припас,
Ни слова не сказали мне.
Служить я вышел в феврале…

Спустился с сопок жуткий лёд

И заморозил всех на много дней вперёд.
Никак понять я не могу
Где ты? и что, что делаю я тут?

Ведь были солнце и тепло,

И нам с тобою хорошо,
К себе тебя я прижимал…
И так жестоко я попал!

Казалось, каторги уж нет,

Десятки, может, сотню лет,
И рабства дух был побеждён,
Задолго до того, как я рождён.

Но ошибался я на этот счёт,

Не истреблён ужасный флотский гнёт.
И окунули меня прямо с головой…
А так охота быть с тобой!

Охота получить лишь твой приказ,

Не обсуждая, срочно, в раз.
И выполнить его бегом,
Не оставляя на потом.

Ведь для меня супруга — командир,

Пошить бы только ей мундир.
Она и полк сумеет подчинить,
Да что там полк, вся армия… лежит.

Лежит в ногах и ждёт указ!

Что делать, коль супруги будут воевать?
Хорошего, уж точно, ты не жди,
Нет, лучше ты всех их не зли!

Но и награды не чета вон тем,

Не избегая сладких тем,
Хочу заверить я вас всех,
С любимой ждёт меня успех!

Сочувствовать умеет и любить,

Не как вояки — только водку пить.
Ну а по внешности — совсем улёт.
Когда её нет рядом — это гнёт.

И чувство одиночества со мной.

ХОЧУ УВИДЕТЬСЯ С ЖЕНОЙ!
А то уж эти моряки
В печёнке словно бурлаки.

И состраданья у них нет,

А лишь фуражка да берет.
И пусто, пусто в голове,
И вечно ходят не в себе.

Изображают труд вовсю,

И вроде все стоят в строю,
Но ты меня не проведёшь,
Лентяи, мать ядрёна вошь.

Но я то знаю, это сон,

Которым я ошеломлен!
Проснусь сейчас же, нету сил,
Как хорошо иметь красивый тыл!

Проснусь и обниму жену…

Ночной кошмар гоню долой.
И никуда я больше не пойду,
Во сне то будь иль наяву.

ГЛАВА 41 МОРСКОЙ БАРАБАШКА

Труд из обезьяны сделал человека, а Вооружённые Силы — наоборот.

Шарада

На Севере, дорогой мой читатель, Вам может присниться всякая всячина. Ничего страшного в этом нет. Хуже всего, это когда не во сне, а наяву происходят неожиданные чудеса. Вот тут уже имеется некоторый элемент пленительного волнения, с прилагающимися по такому случаю шестиногими мурашками, покрытых хитиновым щетинистым покровом.

Взять, для примера, Леонидыча, который вместе с Михалычем в военной флотской части служил. Леонидыч являл собой весёлого начальника одной из приятных дозиметрических лабораторий. Он был добрый и порядочный, а главное — не эгоист. Служил на море давно, и повидать успел всякое.

При всём при этом у начальника дозлаборатории в квартире жил домовой. Великий русский толкователь слов, ценитель родного языка и просто хороший человек Владимир Иванович Даль называл столь милое создание ещё другими словами: постень и лизунь. Описывал же он его так, цитирую: «Не очень рослый мужичок. В синем кафтане с алым поясом. На лице густая растительность и маленькая бородка». Не знаю, подходил ли под данное описание домовой Леонидыча, но факт его наличия был неоспорим. Видеть барабашку никто не видел, а присутствие потустороннего существа ощущалось лишь по мелким пакостям. Обычно этот субъект брал всякую мелочёвку: конфету «Карамель» или плитку шоколада, а то и ложку чайную или шнурок из обуви. Видимо, начальник лаборатории казался домовому приятным человеком, и он не борзел сильно. Другими словами, жили они дружно.