И приведут дороги

– А тебе что с того?

Я понимала, что зарываюсь, но за то, как я восприняла новость о ребенке, воевода мне уступит. И я не ошиблась. Радим нахмурился и вздохнул:

– Ладно. Со Златкой будете ходить.

– Еще чего! – воскликнула я, понимая, что со Златой никакого общения не получится. – Зачем ее таскать да расстраивать? Вон он как выглядит.

Я ткнула пальцем в Альгидраса, который отступил на шаг и выставил ладони перед собой, словно отгораживаясь от моей затеи.

– Просватанная ты! – голос Радима понизился до шепота, точно нас могли подслушать.

– И что? Он же твой побратим. Чего тебе бояться?

– Бывший! – отрезал Радим.

– Ну а для меня не бывший.

Каким-то неведомым чутьем я понимала, что именно так вела себя Всемила, когда хотела чего-то добиться. Бросив взгляд на хванца, я перехватила кривую усмешку. Лучше бы помог, чем глумиться.

– С матерью завтра придешь. И покуда она тут будет, слушай свои сказания, сколько душе угодно. А потом с матерью домой.

Я открыла рот, чтобы возмутиться, но тут вмешался Альгидрас.

– Всемила, брат прав. Либо так, либо никак.

Я посмотрела на предателя, но так и не смогла разозлиться по-настоящему, потому что выскользнувшее из-за туч солнце вдруг высветлило прядь его волос почти в белый и раскрасило россыпь веснушек. И я отчего-то залипла на нем взглядом, а сердце сделало кульбит. Да что со мной такое? Вновь почувствовав головокружение, я инстинктивно шагнула к Радиму, ища поддержки. Он тут же обхватил меня за талию и притянул к себе.

– Плохо тебе?

– Просто голова закружилась, – пробормотала я. – Хорошо все.

– Посидеть хочешь?

– Нет. Пойдем.

Мы вышли со двора, и в голове немного прояснилось. Радим держал меня за плечи, точно думал, что я вот-вот упаду, а у меня перед глазами стояло встревоженное лицо Альгидраса. В его взгляде было обреченное знание. Он что-то понял сегодня. Вот бы еще узнать что. Хорошо, что я передала рисунок. Уж он наверняка поймет, что это за женщина на бересте. С шаром и огнем на вытянутых ладонях.

Я остановилась так резко, что не ожидавший этого Радим сделал по инерции шаг вперед, продолжая крепко держать меня за плечи, и я не упала только потому, что он не позволил.

– Опять плохо? – прошептал он.

Я поняла, что мне снова не избежать отвара. Но все это было неважно, потому что я вспомнила сегодняшний сон. Женщина, протягивающая ко мне пустые ладони посреди рушащегося мира. На схематичном рисунке Миролюба тоже была женщина. И она так же вытягивала вперед руки. Только они не были пусты. Я помотала головой и круто развернулась, чтобы броситься к дому Велены. Точнее, попыталась, потому что Радим позволил сделать только половину оборота, а потом надежно зафиксировал меня и зашептал на ухо:

– Хорошо все, Всемилка. Мы уже почти дома. Пойдем же. Ну.

– Мне к Олегу надо! – попыталась объяснить я, понимая, что не просто так увидела этот сон.

– Пойдем домой, хорошая моя. Пойдем, Всемилушка. Мать там такие щи приготовила, твои любимые. Пойдем.

Я извернулась и заглянула в лицо Радиму. Хотела объяснить, что я уже в порядке и мне просто нужно кое-что сказать хванцу, это быстро, но наткнулась на такую панику в карих глазах, что все мои объяснения застряли в горле. Как же боялся бесстрашный воевода того, что кто-то в Свири узнает об их беде? Я с трудом высвободила руку и коснулась ладонью колючей щеки. Радим не носил бороды, но его подбородок и щеки почти всегда были колючими.

– Хорошо все, Радимушка. Ты не бойся. Ничего не будет, – прошептала я. – Пойдем домой.

И к страху в его глазах добавилась сумасшедшая тоска. Его сестра была нездорова, и он никак не мог это изменить. И ему было очень больно от того, что я признавала сейчас проблему и обещала, что все будет хорошо. У меня-то будет. А вот у Всемилы не было: за каждым всплеском сильных эмоций шел страшный приступ. Бедная девочка платила своей искалеченной душой за больную любовь князя Любима.

Все прочие мысли вылетели у меня из головы. Оставшийся путь до дома я думала только о том, знает ли Радим, что болезнь Всемилы стала прогрессировать после того, как князь испугал ее совсем маленькой девочкой. И если не знает, то каково Добронеге нести этот крест в одиночку?

Когда мы вернулись, Добронега ждала нас на крыльце. Она напряженно всматривалась в мое лицо, и я, проглотив горький ком в горле, выдавила из себя улыбку. Если бы она только знала, как мне было жаль, что момент их долгожданной радости омрачался необходимостью бояться реакции Всемилы. Добронега улыбнулась в ответ и бросила пытливый взгляд на Радима. Я не видела, какой знак он подал, но ее лицо на миг застыло, что заставило меня снова подумать про отвар. И я не ошиблась.