И прольется кровь

Несмотря на порывы ветра, в воздухе висела какая-то тяжесть и давила мне на виски, как будто приближалась гроза. Скорее всего, праздник уже закончился, спиртное выпито, а свободные женщины заняты. Но, приближаясь к деревне, я услышал стук барабанов, как и два дня назад. Я прошел мимо церкви и направился в деревню. Я шел на звук.

Свернув с дороги, я зашагал на восток, на пригорок. Передо мной расстилалась серая каменная пустыня мыса, уходящего в сине-стальное море. У основания мыса, прямо подо мной, находилась утоптанная равнина, там-то и проходили танцы. Рядом с похожим на обелиск камнем, торчащим из земли метров на пять-шесть, горел большой костер. Вокруг большого камня были выложены два круга из камней поменьше. Камни были разложены без видимой симметрии, без узнаваемого узора, но все равно походили на незаконченную постройку. А точнее сказать, на разрушенную, снесенную или сожженную постройку. Я спустился вниз.

– Привет! – прокричал высокий блондин в саамской кофте, который стоял и писал в вереск на краю равнины. – Ты кто?

– Ульф.

– Южанин! Поздновато ты, но не слишком. Добро пожаловать! – Он потряс членом, стряхивая капли в разные стороны, засунул его обратно в штаны и протянул мне руку. – Корнелиус, троюродный брат Маттиса! Вот так!

Я немного помедлил перед тем, как пожать его руку.

– Значит, это и есть Транстейнен, – сказал я. – Это руины храма?

– Транстейнен? – Корнелиус отрицательно покачал головой. – Его сюда бросил Бейве Вуолаб[6].

– Вот как? Кто это?

– Очень сильный саам. Может быть, полубог. Нет, четверть! Четвертьбог.

– Хм. А зачем четвертьбогам бросать сюда камни?

– А зачем вообще бросают тяжелые камни? Конечно, чтобы проявить себя! – Он рассмеялся. – Почему ты не пришел раньше, Ульф? Праздник скоро закончится.

– Я не туда пошел, я подумал, что свадьба будет в церкви.

– У суеверных? – Он вынул из кармана фляжку. – Маттис венчает пары лучше любого малокровного лютеранина!

– Неужели? И во имя каких богов он это делает?

Сощурившись, я посмотрел в сторону костра и длинного стола. Девушка в зеленом платье перестала танцевать и с любопытством поглядывала на меня. Даже с такого расстояния я видел, какое у нее стройное тело.

– Богов? Никаких богов, он венчает их во имя норвежского государства.

– У него есть для этого полномочия?

– Да-да. Он один из троих человек в деревне, у кого есть полномочия. – Корнелиус поднял вверх ладонь с согнутыми пальцами и начал их разгибать по одному. – Священник, судебный уполномоченный и капитан корабля.

– Ух ты. Значит, Маттис еще и капитан корабля?

– Маттис? – Корнелиус рассмеялся и сделал глоток из фляжки. – Он что, похож на прибрежного саама? Ты не видел, как он ходит? Нет, капитан – это Элиассен-старший, и он может женить людей на своих лодках, а туда никогда не ступала нога ни одной женщины. Да-да.

– Почему ты спрашиваешь, видел ли я, как ходит Маттис?

– Только у саамов-кочевников бывают такие кривые ноги, а у прибрежных саамов – нет.

– Вот как?

– Все дело в рыбе. – Он протянул мне фляжку. – Рыбу на равнинах вдали от моря не едят. И йода не получают. Вот ноги и становятся мягкими. – Он развел колени, чтобы продемонстрировать, что получается.

– А ты…

– А я ненастоящий саам. Мой отец из Бергена, только никому не рассказывай. Особенно моей маме.

Он загоготал, и мне ничего не оставалось, кроме как рассмеяться вместе с ним. Напиток на вкус был еще хуже, чем тот, что я получил от Маттиса.

– Так кто же тогда Маттис? Священник?

– Почти, – кивнул Корнелиус. – Он уехал в Осло, чтобы изучать теологию. А потом перестал верить и тогда перешел на юридический. Три года проработал судебным уполномоченным в Тромсё. Да-да.

– Только не обижайся, Корнелиус, но если я не ошибаюсь, то наверняка восемьдесят процентов того, что ты мне сейчас наболтал, – ложь и выдумки.

Он сделал удивленное лицо:

– Нет, черт побери. Сначала Маттис утратил веру в Бога. Потом утратил веру в правовое государство. И сейчас он думает только о проценте алкоголя, по его словам.

Корнелиус громко рассмеялся и с такой силой хлопнул меня по спине, что проглоченный напиток чуть не выскочил наружу. И я бы, честно говоря, не возражал.

– Что это за дьявольское зелье? – спросил я, возвращая ему фляжку.

– Райкас, забродившее оленье молоко. – Он горестно покачал головой. – Но нынешней молодежи подавай только прохладительные напитки и колу. Снегоходы и булочки с сосисками. Спиртное, волокуши и оленина – скоро ничего этого не будет, и мы дойдем до ручки. Да-да.

Он сделал глоток из фляжки, чтобы утешиться, а потом закрыл ее пробкой.

– Привет-привет, вот и Анита.

Я увидел девушку в зеленом платье, которая как бы ненароком игриво направилась в нашу сторону, и машинально расправил плечи.

– Так-так, Ульф, – тихо сказал Корнелиус. – Разреши ей погадать тебе, но не больше.

– Погадать?

– Она ясновидящая. Настоящий шаман. Но ты не хочешь того, чего хочет она.

– И это?..

– Ты и отсюда прекрасно видишь.

– Хм. А почему бы и нет? Она замужем? Помолвлена?

– Нет, но ты не хочешь того, что у нее есть.

– Вот как?

– Того, что есть, и того, что она разносит.

Я медленно кивал.